Вершина холма
Шрифт:
– Моя нога! Я сломал ногу!
Майкл и Сьюзен подскочили к Антуану и склонились над ним.
– Превосходно, – шепнул Майкл на ухо французу и провел рукой по его икрам, делая вид, что ищет перелом. – Поздравляю. Все выглядело очень натурально.
– Натурально! – корчась от боли, сказал Антуан. – Негодяй, я действительно сломал ногу.
Майкл ощупал голень пианиста и обнаружил чуть выше лодыжки настоящий перелом.
– Боже мой, – воскликнул Майкл, – и правда! Идиот. Рита, – обратился он к подбежавшей девушке. – Вызывай «скорую помощь».
Но Антуан уже не слышал его. Француз потерял сознание.
Глава 17
Когда Майкл зашел в номер к Антуану справиться о его здоровье, пианист сидел в кровати с загипсованной ногой, опираясь на подушки. Антуан отказался остаться в палате.
– В больницах люди умирают, – сказал он Майклу и Элиоту, которые на руках донесли его до машины Сьюзен, отвезли к врачу, а потом в три часа ночи подняли по лестнице в номер. Антуан держался с галльским мужеством и не издал ни звука, хотя при транспортировке боль сильно мучила француза, несмотря на инъекцию анестетика.
Сьюзен кормила его с ложки, сидя на краю постели. В отличие от Антуана она выглядела свежей и бодрой, хотя спала в эту ночь не более четырех часов. Француз же был бледен, глаза его потухли и ввалились, но он встретил Майкла улыбкой.
– Вот тот предел, до которого мне удалось затащить Сьюзен в постель. Может быть, это стоит затраченных усилий.
– Ну, – сказал Майкл, – теперь ты хотя бы похож на горнолыжника.
– Да уж, – согласился Антуан, – отдаю тебе должное. Идея сработала. Мистер Калли не узнает, как я катаюсь. Теперь я вижу, что на тебя можно положиться во всем.
– Конечно, – подтвердил Майкл.
– Я сделал один разумный поступок. Вчера, находясь в лыжной школе, я застраховался на весь сезон от несчастного случая. Пусть я не могу ходить, но теперь у меня есть средства. Сьюзен, тебе хоть раз за всю твою богатую приключениями жизнь доводилось любить человека в гипсе? – спросил Антуан.
– Ешь яйцо, – сказала Сьюзен.
– Я вижу, ты оделся для лыж, Майкл, – заметил Антуан. – Тебе не кажется, что это бестактно по отношению к товарищу, едва вырвавшемуся из лап смерти?
– Я помяну тебя минутой молчания, когда заберусь на гору, – пообещал Майкл.
Антуан вздохнул:
– А какой чудесный был вечер, пока ты не заставил меня подняться по этой проклятой лестнице. Пианино оказалось настроенным, девушка пела как ангел.
Дверь оставалась неприкрытой, но Ева Хеггенер, прежде чем войти, вежливо постучала. Она принесла вазочку с нарциссами из гостиничной оранжереи.
– О, мой бедный дорогой гость, – обратилась она к Антуану, – не прошло и двадцати четырех часов, а он уже hors de combat [21] . Наверно, вам будет любопытно узнать, что вы побили все рекорды нашей гостиницы по скорости ломания ног. Надеюсь, эти скромные цветы вас порадуют.
21
выведен
– Большое спасибо, мадам.
– Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, просите.
– Мои славные друзья прекрасно ухаживают за мной, – сказал Антуан.
– Я вижу. – Ева холодно посмотрела на Сьюзен. – У нас в подвале есть инвалидное кресло. Если вы захотите двигаться, я попрошу двух молодых людей отнести вас вниз. У них в этом деле большой опыт.
– Возможно, завтра, – сказал Антуан. – Сегодня мне что-то не хочется вставать.
– Хорошо. Майкл, можно вас на пару слов?
Майкл кивнул:
– Антуан, доктор сказал, что у тебя хороший, чистый перелом.
– Спасибо ему за добрую весть, – ответил Антуан. – Мне было бы стыдно, если бы перелом оказался грязным.
Сьюзен поднесла к его рту ложечку с яичным желтком. Майкл вышел из номера вслед за Евой.
– Андреас ждет тебя внизу, чтобы ехать кататься, – сказала Ева, отойдя по коридору от комнаты Антуана. – Несмотря на все мои попытки отговорить его, – с горечью добавила она. – Полагаю, тебя мне тоже не переубедить.
– Боюсь, что нет, – сказал Майкл.
– К вечеру еще один номер станет похож на больничную палату. Я не буду кататься после ленча. Начну перетаскивать вещи в дом. Твой коттедж готов. Возможно, ты тоже захочешь устроиться там сегодня.
– Думаю, пока мой друг прикован к кровати, мне лучше оставаться поблизости: вдруг я ему понадоблюсь.
– У него есть эта девица.
– Она приехала в Грин-Холлоу отдыхать.
– А ты ради чего сюда приехал?
– Ради тебя, моя дорогая, – произнес Майкл, раздраженный враждебностью ее тона. – И ради всеобщего спокойствия.
– Не заставляй меня жалеть, что я встретила тебя, – тихо, со злостью сказала Ева и повернулась. Ее каблучки сердито застучали по ступенькам лестницы, ведущей на третий этаж.
Хеггенер, залитый солнечным светом, стоял перед гостиницей, держа в руках лыжи и палки. Он был в нарядных синих лыжных брюках, серой куртке и голубом вязаном шлеме, который при необходимости мог защищать от мороза шею и нижнюю часть лица.
– О, Майкл, – сказал он. – Утро такое прелестное, я хочу вобрать в себя как можно больше солнца. Очень жаль вашего друга. Боюсь, в этом сезоне он уже не покатается.
– Да, не покатается, – согласился Майкл и взял свои лыжи и палки, стоящие у стены. – Может, оно и к лучшему.
Они сели в «порше» и поехали к подъемнику.
– Ева уговаривала меня купить такую игрушку, – сказал Хеггенер, – но я объяснил ей, что стар для столь эффектной машины. Мне всегда становится грустно, когда я вижу пожилых седоволосых джентльменов, строящих из себя фатоватых лихачей. Как это ни тяжело, люди должны понимать – всему свое время, а в особенности это относится к доспехам молодости.