Вершина холма
Шрифт:
– Когда мне стукнет сорок, я обменяю «порше» на черный четырехдверный «фольксваген», – сказал Майкл.
Хеггенер улыбнулся:
– Вам об этом еще рано думать.
Поднявшись на гору, Майкл медленно и осторожно повел Хеггенера к самому легкому спуску. Хеггенер скользил легко и изящно, лыжи слушались его. Остановившись, Майкл заметил, что сейчас Хеггенер не страдает одышкой, а на лице у него нет следов усталости. Трудно было поверить, что этот элегантно одетый и стройный человек обречен, по словам врачей, на смерть и уже два года не стоял на лыжах.
– Майкл,
На горе не было ни души, и Майкл подумал, что никто не обвинит его в саморекламе. Он находился в отличной форме, а снег лежал идеальный. Майкл, отдав палки Хеггенеру, покатился задом наперед, несколько раз повернулся на сто восемьдесят и триста шестьдесят градусов, набирая скорость, устремился к трамплину, сооруженному над тропинкой для пешеходов, прыгнул с него, вытянув руки в стороны и прогнув спину, словно лебедь, сделал сальто и четко приземлился, поднимая снежный веер и улыбаясь от удовольствия.
Хеггенер подъехал к Майклу.
– Боже мой, – сказал австриец, – что за зрелище! Вы могли сломать себе шею. Теперь я вижу, как опасно обращаться к вам с подобными просьбами. Вы внесли в сегодняшнее утро ноту безрассудства, спасибо вам за это. Они спустились лишь два раза. Майкл не хотел, чтобы Ева видела мужа утомленным. Хеггенер сразу согласился с Майклом, когда тот сказал, что для начала двух спусков вполне достаточно. Хозяин гостиницы казался довольным собой, его щеки порозовели; стоя у подножия горы, он с грустью посмотрел вверх на молодых людей, мчавшихся по крутым склонам «Черного рыцаря», и сказал:
– Когда я впервые приехал сюда, я спускался везде, в том числе и по «Черному рыцарю». Это была моя любимая трасса.
– Возможно, спустя некоторое время мы сходим и туда, – дипломатично произнес Майкл.
По дороге в отель Сторз спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Превосходно, – бодрым голосом ответил Хеггенер.
Майкла поразило умение этого мужественного и сложного человека хранить в себе все свои опасения и страхи.
Когда Майкл зашел проведать Антуана, он увидел в номере француза Джимми Дэвиса. Хозяин бара извинялся перед пианистом.
– Я просил жену прибавить света на этой проклятой лестнице, но она уверяла, что это испортит атмосферу. Будто что-то еще может испортить атмосферу моего старого кабака.
– Не переживайте, мистер Дэвис, – великодушно сказал Антуан. – Я никогда не смотрю себе под ноги и часто получаю травмы.
Он коснулся длинного шрама на щеке.
– Видите?
– Антуан, вы – настоящий джентльмен, – заметил Дэвис. – Другой на вашем месте уже предъявил бы мне иск на сто тысяч долларов, это как минимум.
– Не вводите меня в искушение, мистер Дэвис, – сказал Антуан. – Майк, как вы покатались с Хеггенером?
– Отлично.
– Обидно,
– Нам тебя очень не хватало, – серьезно сказал Майкл.
– Послушайте, – обратился Дэвис к Антуану, – кажется, я могу кое-что для вас сделать. После того как вы… уехали вчера вечером, многие подходили ко мне говорили, что им очень понравились ваша игра и пение. Вот мне и пришло в голову – вдруг вы согласитесь поработать в моем баре, скажем, шесть вечеров в неделю, с десяти до часу…
– Надо подумать. – Антуан сделал вид, будто что-то мысленно взвешивает. Он многозначительно посмотрел на Майкла: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
– Много я платить не в силах, – поспешно добавил Дэвис. – Но бесплатный стол обещаю, если не боитесь нажить язву. Мы можем предоставить вам небольшую комнату, которая сейчас служит чуланом. Она обойдется вам, – Дэвис проделал в уме какие-то вычисления, – в семьдесят пять долларов. Уверен, этот дворец стоит гораздо дороже.
– Верно, – согласился Антуан. Он не стал уточнять, что оплачивает гостиничные счета Майкл.
– Вы ведь можете играть в таком состоянии? – спросил Дэвис.
– Вполне, – ответил Антуан.
– Тогда по рукам?
– Что скажешь, Майкл?
Антуан вопросительно посмотрел на друга.
– В этом деле есть свои «за» и «против», – сказал Сторз, желая подразнить Антуана. – Но раз Джимми не настаивает на том, чтобы ты изменил своему вкусу…
– Я ничем не ограничиваю его репертуар, – сказал Дэвис, – лишь бы посетители не сбежали в «Монаднок». А если он уговорит Риту петь по уик-эндам, ей тоже кое-что перепадет.
– Ну, – нерешительно начал Антуан, – если вы не боитесь, что пианист на костылях повергнет вашу публику в уныние…
– Они к костылям привыкли, – заметил Дэвис. – Если в Грин-Холлоу переведутся калеки, туристы решат, что курорт потерял свой класс. Когда вы начнете?
– Сегодня вечером, если это вас устроит, мистер Дэвис.
– Договорились, Антуан.
Дэвис протянул руку, и француз пожал ее.
– После ленча я наведу порядок в вашей комнате, – пообещал он, покидая номер. На лице у Джимми сияла радостная улыбка, словно он заключил необыкновенно выгодную сделку.
– Ну, Майкл, – сказал Антуан, когда Дэвис вышел, – отныне у меня есть свой угол. Спасибо, теперь я, пожалуй, смогу вернуть тебе деньги. Хотя, – поспешно добавил он, – не воспринимай это как обещание. Тут, merci a Dieu [22] , никто не спрашивает у меня лицензию, профсоюзный билет, номер договора о социальном обеспечении или еще какое-нибудь нудное фашистское изобретение. Хотя, вероятно, я все же совершил ошибку, вернувшись к моему настоящему имени. Надо было придумать новое.
22
спасибо Господу (фр.).