Вершина холма

Шоу Ирвин

– Ты ничего не хочешь рассказать мне о восхитительной мадам Хеггенер? – с вызовом спросила Сьюзен.

– Нет.

– Так я и думала.

Глава 18

Майкл отложил на неделю свой переезд в коттедж, объяснив Хеггенерам, что ему не хочется покидать Антуана до тех пор, пока француз не поднимется с кровати. Он ежедневно катался с Андреасом. Майкл с удивлением отмечал, какую радость доставляет ему видеть Хеггенера крепнущим с каждым днем. Они освоили все трассы, кроме «Черного рыцаря», и делали за утро три или четыре

спуска, причем Хеггенер двигался все быстрее и увереннее.

Однажды ясным, солнечным утром они спустились четыре раза, и Майкл предложил на этом остановиться, но Хеггенер покачал головой и сказал:

– Я бы хотел съехать с горы еще раз.

Поколебавшись, Майкл согласился:

– Ну, если у вас остались силы…

– Конечно, остались.

Они снова сели в кресло подъемника. Паря над деревьями вместе с Майклом, Хеггенер спросил:

– Вы ничего не замечаете?

– Вы начали кататься в полную силу, – сказал Майкл.

– Нет, другое, – возразил Хеггенер. – Вы обратили внимание на то, что я сегодня ни разу не кашлянул? Вчера вечером я выбросил все лекарства. Не знаю, правильно ли я поступил. Но за эту неделю я поправился на два фунта. Возможно, это еще ничего не значит, но все же… – Он остановился.

Потрясенный его словами, Майкл с минуту помолчал, боясь выдать голосом свое волнение. Наконец он тихо спросил:

– Андреас, как будет по-немецки «Господь нас благословляет»?

– Почему по-немецки? – недоуменно спросил Хеггенер.

– На родном языке это может значить для вас больше.

Хеггенер слегка коснулся его руки, выражая этим не то признательность, не то удивление, и произнес вполголоса:

– Wir sind gesegnet.

– Wir sind gesegnet, – повторил Майкл и бросил взгляд на спутника.

По щеке Хеггенера медленно ползла слеза.

– Вы чуткий человек, – сказал Хеггенер. – Извините меня. Я старюсь раньше срока. Плачут только старики.

«Кажется, я приехал вовремя и в нужное место», – подумал Майкл.

Через неделю Антуан уже проворно скакал на костылях. Он перебрался в комнату, пристроенную к бару. Майкл решил воспользоваться днем, когда из-за дождя и оттепели кататься было невозможно, и отвезти свои вещи в коттедж. К сожалению, потеплело именно в ту субботу, когда предполагалось провести показательные выступления дельтапланеристов и лыжные соревнования, к которым готовилась Рита. И то и другое пришлось отложить. Узнав об этом, Рита сказала Майклу:

– Не знаю, плакать мне или смеяться. Всю неделю мне снились два сна. Первый – про то, как я победила и пью шампанское из огромного серебряного кубка. А во втором сне я падаю в самом начале трассы и слышу, как весь город смеется надо мной.

– В снах дело всегда доходит до крайности, – заметил Майкл. – Следующий раз, засыпая, представь себе что-нибудь умеренное – например, ты приходишь пятой и пьешь кока-колу.

– Странно, что вы произнесли это слово, – серьезно сказала Рита. – Мой папа говорит, будто я ни в чем не знаю меры. Он считает, что вы плохо на меня влияете.

– Неужели? – удивился Майкл.

– Вы не так меня поняли, – быстро произнесла Рита. – Вы ему нравитесь, он считает, ваше отношение к мистеру Хеггенеру свидетельствует о том, что вы – человек большой души. Но папа сказал, что любой дельтапланерист – дурной пример для молодежи. – Рита засмеялась. –

Когда папа уедет отдыхать, я тоже попробую. Есть в городе пара домов, над которыми я хотела бы пролететь и сбросить на них бомбы.

– Я тебя понимаю, – улыбнувшись, сказал Майкл.

– Папа против того, чтобы я выступала в баре. Он считает, я еще слишком молода и успех может вскружить мне голову. А мама – за. Голос достался мне от нее, мы иногда поем в церкви дуэтом. Отец ворчит, но серьезно с мамой не спорит. С ней никто не спорит. Он хочет осенью послать меня с братом в колледж учиться на юриста. Папа говорит, что человек, который живет в современном мире, должен знать свои права и что юристу легче их отстаивать. Тем не менее мама уговорила его пойти в бар и послушать мое первое выступление.

– Когда оно состоится?

– В следующую субботу. Мы с Антуаном готовим программу. Он замечательно чувствует музыку, этот одноногий француз. Никогда бы раньше не подумала, что он умеет сердиться, если не выполняешь его указания.

– Мистер Дэвид хорошо тебе заплатит?

– Я не знаю, что такое хорошо. В церкви я пою просто так. Он обещал мне десять долларов за вечер, я должна петь три раза в неделю. Это ведь неплохо, правда?

– Да, неплохо, – согласился Майкл и подумал: «Придется поговорить с этим скупердяем».

– Мне очень жаль, что вы уезжаете отсюда, – сказала Рита, провожая Майкла до места стоянки набитой вещами машины. – Без вас гостиница будет уже не та. Вы так человечно ко всем относитесь. Большинство приезжих и понятия не имеют о человеческом отношении. Нам, обслуживающему персоналу, есть что рассказать о некоторых из наших гостей, чьи имена и фотографии не сходят с газетных страниц, о тех, кого пресса называет общественными лидерами. У вас бы волосы встали дыбом.

Она улыбнулась, помахала рукой, и Майкл тронулся.

Чтобы уведомить хозяев о своем появлении, Майкл сразу подъехал к, главному дому, который явно претендовал на сходство с особняком, характерным для американского Юга: высокие белые колонны тянулись до второго этажа. Дом выглядел солидно, но плохо вписывался в суровый вермонтский пейзаж. Майкл видел дом впервые. Он нажал кнопку звонка. Дверь открыл Андреас Хеггенер. Утром Майкл предупредил его, что сегодня о лыжах и речи быть не может, а также сказал о своем переезде; Хеггенер попросил Сторза подъехать к дому и выпить с ним.

– Заходите, сосед, заходите, – сказал Хеггенер.

Он был, как всегда, со вкусом одет, седые волосы и бородка – расчесаны, успевшее загореть лицо – чисто выбрито. Майкл увидел на Хеггенере рубашку со стоячим воротничком, галстук, свободный вельветовый костюм и начищенные до блеска коричневые туфли. Возможно, семидесятилетняя служанка действительно плохо слышала и не владела другими языками, кроме немецкого, но чистила обувь она превосходно.

Хеггенер провел Майкла в гостиную, где одна большая стена была снизу доверху заставлена книгами; рядом стояла лестница-стремянка. Великолепный старый персидский ковер закрывал большую часть пола, а на противоположной стене, среди других картин, висели полотна Кандинского и Кокошки. Благодаря совершенным с Трейси походам в музеи и на выставки Майкл узнал работы этих художников, но чтобы не выглядеть в глазах Хеггенера человеком, претендующим на знание живописи, он лишь сказал: «Какая милая комната».