Вершина Столетова

Шуртаков Семён Иванович

Положив трубку, Васюнин как-то смущенно улыбнулся и объяснил Илье:

— Домашнее начальство. Говорит, обедать опаздываю… Так на чем мы остановились?.. А впрочем, может, составите мне компанию, а за обедом и договорим? Право!

Илья начал было отказываться, но Васюнин сложил бумаги и уже взялся за пальто.

— Обедать каждый день не мешает даже партийным работникам, — балагурил он, обматывая шею теплым шарфом.

Жил Васюнин недалеко. Его дородная жена Полина Поликарповна встретила Илью очень радушно, выговорив мужу за то, что не предупредил ее о приходе гостя.

— Я совсем

по-домашнему, — потуже запахивая халат на своей мощной груди, говорила Полина Поликарповна. — Вы уж извиняйте.

«Извинять-то нечего, — усмехнулся про себя Илья. — На тебя же, матушка, поди, никакое платье не налезет…»

А Полина Поликарповна, как бы оправдывая в глазах гостя свою чрезмерную полноту, начала рассказывать про многочисленные болезни, которые довели ее до нынешнего состояния.

Сели за стол. Обед у Васюниных был вкусным и обильным: пахучий, сдобренный специями борщ, баранина с жареной румяной картошкой, компот. Такого обеда Илья не едал, наверное, с тех самых пор, как уехал из дому.

А Полина Поликарповна все норовила подложить еще кусочек и приговаривала:

— Уж вы не обессудьте. У нас по-простому, по-деревенски…

Отобедав, Илья с хозяином прошли в горницу, закурили.

Горница представляла собой нечто среднее между кабинетом и спальней. У одной стены, чем-то похожая на хозяйку, белой горой громоздилась кровать, у другой стоял диван и перед ним стол. Правый от дивана угол занимал книжный шкаф, слева стояла этажерка с подшивками журналов и газет. На подоконниках красовались розовые бальзамины; сверху фрамуги свисали нежно-зеленые «бабьи сплетни».

— Вы, конечно, читаете газеты, — продолжая неоконченный разговор, сказал Васюнин, — и небось обратили внимание, что летом, сразу же после пуска Волго-Дона, к донским казакам вдруг зачастили гости из Средней Азии — узбеки, туркмены. С чего бы? А с того, что канал — это тысячи га поливных земель, но если в Средней Азии орошение насчитывает тысячелетнюю давность, то в низовьях Дона о нем знали разве что понаслышке… Может, я слишком популярно? Ничего?.. Так вот. Я говорил, что орошение — хлопотливое, трудоемкое дело. Это так. Но орошение еще и дело тонкое, хитроумное. Вам ясно, конечно, что узбеки ехали в такую даль не только за тем, чтобы попить с казаками чайку, они приезжали учить их поливу, учить обращаться с водой.

Чем дальше слушал Илья, тем трудней ему становилось не соглашаться с Васюниным, хотя и соглашаться тоже не хотелось.

— Ну, а теперь, после этого отступления, можно вернуться и к Березовке. И ответ на ваш вопрос очень короткий: мало у нас специалистов поливного дела, мало знающих людей. И как бы убежденно ни говорила Ольга Орешина о том, что нужно удвоить поливные площади, — скажу откровенно, мне импонирует ее убежденность, — от одного этого ни завтра, ни послезавтра еще не появятся умелые поливщики… Ну, хорошо, ну, удвоим, затратим огромный труд, а получим столько же. Вы что думаете, председатели по осени спасибо нам скажут?.. Ну, а теперь вам со стороны легче рассудить, кто из нас смотрит вперед, а кто по молодости просто горячится…

Ушел Илья от Васюниных смятенным, сбитым с толку.

Он терпеть не мог людей, о которых в народе метко говорят: «И нашим и вашим,

как вы споете, так мы и спляшем». В любом деле, в любом споре имей собственное суждение и становись если не на ту, так на другую сторону, но не крутись посерединке — это было его твердым жизненным принципом. Не просто, ой как не просто иногда бывает выбрать сторону, но все равно выбирать надо. Обязательно!

Сейчас ему тоже надо было выбрать. Ни Ольга, ни главный агроном от него этого вовсе не требовали. Выбрать нужно было для самого себя.

Васюнин говорил о председателях, о том, что они по осени не скажут спасибо. А Илья подумал еще и про Ольгу: а что будет с ней, если работу свою она начнет с просчета, с ошибки?..

2

У калитки Ольгу встретил Юрка.

Сколько раз просила его не встречать, не дожидаться — нет же, торчит, мерзнет, глупый мальчишка!

— А к нам тетя Соня пришла, — сообщил Юрка. — Тебя дожидается.

— Какая тетя Соня? — Ольга приподняла сына, поцеловала в холодную щеку.

— Ну вот еще! — делая серьезное лицо, хотя это ему плохо удавалось, проговорил Юрка. — Ключевская тетя Соня.

— А-а, ключевская! — Ольга опустила Юрку на землю, заторопилась. — Ну, пойдем. Замерз совсем.

Жила Ольга в большом пятистенном доме. Одну половину его занимали хозяева, другую, меньшую, отдали Ольге. Кроме Юрки с ней жила еще младшая сестренка Лена. Когда Ольга училась, Юрка находился в Ключевском, у матери. Нянчиться с внуком самой ей было некогда, нянчилась с Юркой Лена. За три года они так привыкли друг к другу, что когда Ольга приехала сюда, то вместе с Юркой забрала из Ключевского и сестру. Лена ходила в школу во вторую смену, и это было очень удобно: Юрка почти не оставался один.

Ольга вбежала на крыльцо, обмахнула с валенок снег. Юрка для вида тоже шаркнул веником по своим сапогам.

Соня Ярцева, давняя подруга Ольги, сидела на скамейке у печки и листала какую-то книжку.

Ольга разделась, присела на табуретку рядом с Соней, обняла ее.

— Сейчас чай поставлю.

— Не задабривай, все равно на тебя сердита. И мать тоже. Ну, что это за дело: один раз на глаза показалась — и все! А ведь Ключевское тебе не что-нибудь, а родное село.

Пожурив Ольгу еще немного, Соня начала рассказывать ключевские новости: Фроська Лобанова выходит замуж за киномеханика; на колхозную хату-лабораторию, которой заведовала Соня, прислано пять килограммов нового засухоустойчивого сорта пшеницы; Любу Жукову — да, ту самую Любу, которая бегала еще в коротких платьицах, когда они уже были невестами, — так вот, Любу Жукову назначили бригадиром второй бригады; ее, Соню, тоже собираются ставить на бригаду, но она пока не соглашается.

— А ты слышала, бригадиром трактористов кого к вам направляют? — спросила Ольга. — Галышева! Андрея!

— Да?! — Соня не удивилась и не обрадовалась. — Интересно, совпало так или сам напросился?

— Нет, не просился. Говорит, просто так вышло.

— Что ж, на здоровье.

Соня встала, прошлась по комнате.

Она была все такой же красивой и статной, как и три и пять лет назад. Разве что глаза еще больше потемнели и стали серьезней да две морщинки врезались в переносье.