Вершина Столетова
Шрифт:
Илья согласился:
— Не получается.
— Жалко… То ли тебе померещилось, Илья, то ли еще что, но ты меня почему-то сразу не за товарища, а чуть ли за какого-то принципиального противника посчитал. Да, да, не спорь… А как на самом-то деле было? С ремонтом я тебе уступил, трактора на вывозку навоза дал, даже — будь они неладны! — поилки в Ключевском и те давно поставили…
— Да разве ты мне уступил, чудак-человек?
— Ну, пусть не тебе, не в этом дело. А дело в том, что можно бы, наверное, нам с тобой обо всем этом и по-другому договориться, не обязательно на общем собрании.
Проселок кончился, машина вышла на укатанную грейдерную дорогу. Перестало трясти, и уже не надо было каждую минуту опасаться за целость затылка, которым Илья почти касался верха кабины.
— И уж если на то пошло, — продолжал Оданец, — тебе я уступил, твой авторитет не хотел меж коммунистов ронять. За машины отвечаю я, и никакое собрание ничего предписать мне не может. К примеру, через этот навоз и всякие поилки ремонт мы затянули и с нижних строчек только-только до середины добрались — кому за это баня была? Не тебе, не партбюро, даже не директору, а мне.
— Строчки ничего не решают. Колхозам помогли, ремонт надежный сделали — это главное. Машины хорошо работают.
— Не везде. Вон Брагин цилиндр запорол, полдня простоял… Я про другое, Илья. Повел ты себя поначалу как-то некрасиво, не по-товарищески. Только-только я на ремонте порядка добился, ты приехал и — все насмарку. Небось бы и самому не понравилось такое.
— Конечно, нет, — выколачивая трубку о наружное ребро дверцы, спокойно сказал Илья.
Оданец осекся на полуслове и скосил удивленные глаза в сторону Ильи:
— Я тебя не понимаю.
— Да кому же такое понравится! Но ничего другого ведь не оставалось… В этом году мы сделаем умнее. Сразу же, по осени, рассортируем машины: которые износились, в ремонт поставим, которые еще потянут, пусть до весны в колхозах работают.
— В два потока? С этим я согласен.
— А зимой мы сделали правильно…
— Э, не будем все это ворошить заново, — не дал ему договорить Оданец. — Важно, что хоть теперь-то поняли друг друга. Я рад… А что было, то было. Я лично сердца на тебя не держу. В работе оно всякое бывает…
Илье не совсем понятной была причина такого умиротворенного, всепрощающего настроения товарища, но, хотя он и не со всем был согласен, спорить сейчас ему тоже не хотелось. Он сказал только, слегка усмехаясь:
— Какие же противники: вон Брагина за глубокую пахоту ты ругал, а я тебя поддержал.
— И правильно!
— Ладно бы правильно. А что за интерес человеку горючее себе же в убыток пережигать — об этом мы подумали?
— Да ты что, Илья, слепой, что ли, не видишь: к Орешиной он, к нашей агрономше, неровно дышит. Ей для каких-то опытов глубокая вспашка нужна, а он и рад стараться.
— Какие там опыты! Засолили землю, мертвой сделали, надо снова в живую превращать — все опыты.
— Ну, опять заспорили… Давай о чем-нибудь другом поговорим. Расскажи-ка лучше, что ты там про Тузова узнал.
Третий раз уже за день приходилось Илье рассказывать о том, что он увидел и узнал в Березовке. Но даже и в третий раз говорить об этом спокойно он не мог.
— Да что ты так переживаешь-то? — сочувственно усмехнулся Оданец. — Наладится! —
Больше всего понравилась и запомнилась ему история с колотушкой. Даже захотелось по приезде рассказать ее жене.
При въезде в город Илья попросил Оданца остановиться.
Сразу же за дорогой начиналось опытное поле техникума, а еще дальше, вдоль реки, тянулся вековой липовый парк. В этом парке Илья иногда поджидал Тоню с занятий, там была у них своя условленная скамейка.
Время — вечер, и вряд ли Тоню застать в техникуме, но, чтобы знать наверняка, он решил попутно заглянуть туда.
Парк только-только начинал оперяться новой молодой листвой. Вблизи темные стволы и сучья виднелись еще довольно четко, но чем дальше, тем плотней их покрывала нежно-зеленая сетка. Внизу набирала силу острая молодая травка, постепенно забивая грязно-желтую, прошлогоднюю, протыкаясь своими шильцами сквозь плотный слой палого листа.
По дорожкам парка изредка проходили юноши и девушки, которым Илья и раньше, бывая здесь, и вот теперь немножко завидовал. Завидовал и их еще не растраченной зеленой молодости, и их будущей профессии. Профессия агронома, преобразователя природы, казалась Илье такой же благородной и смелой, какими считаются профессии каких-нибудь первооткрывателей или полярников.
Сам того не замечая, Илья шел быстро, будто боялся куда-то опоздать. Вон уже показались сквозь деревья белые колонны здания техникума. А вот, в сторонке, виднеется и та заветная скамейка. Кажется, на ней сейчас сидит какая-то старуха и вяжет… Нет, не на ней, на соседней, их скамейка свободна.
Чтобы немного отдышаться, Илья решил на минутку присесть. Он свернул в сторону, сел посредине скамьи, как бы давая понять, что она занята вся, и достал трубку.
Год назад, ранней весной, пришел он первый раз с Тоней в этот парк.
Группа студентов техникума явилась на завод сельскохозяйственного машиностроения, где работал Илья, на экскурсию. Показать завод экскурсантам поручили Илье. Он долго водил их из цеха в цех, объяснял, где, что и как делается. Под конец Тоня с подругой замешкались в одном из цехов и отбились от товарищей. Илья проводил их до проходной, а потом чуть дальше, еще дальше… День был теплый, солнечный, по мостовой бежали ручьи, и весело было шлепать по лужам, ощущать на лице, на руках ласковое солнечное тепло… Так, незаметно они и дошли до этого парка…
— Дяденька, двадцать копеек не хватает, — где-то совсем рядом услышал Илья и обернулся.
Сбоку скамейки, не рискуя подходить близко, стоял мальчуган лет восьми в изрядно заношенном спортивном костюмчике и большой, не по росту, кепке. Кепка оттопыривала уши, и козырек, чтобы не падать на глаза, был лихо, почти торчмя, заломлен. Где-то Илье уже приходилось встречать эту чумазую плутоватую мордочку под лихим козырьком.
— Куда ж это тебе не хватает столь значительной суммы? — нарочно мудрено и строго спросил он, продолжая разглядывать паренька. А тот, соображая, поглядел влево за кусты, где стоял в выжидательной позе, видимо, такой же неимущий дружок, перевел глаза на лоток с мороженым и ответил не очень уверенно: