Вершина Столетова
Шрифт:
— На билет… в кино.
Теперь Илья вспомнил, где встречал этого юного любителя кинематографа. Встречал здесь же, в этом парке, год назад. Он так же вот вырос, точно из-под земли, и с такой же просьбой, когда Илья только-только собрался поцеловать Тоню. Раздосадованный, он сердито цыкнул на мальчишку, и тот поспешно убежал, а Тоня рассмеялась и сама поцеловала Илью…
Илья сделал вид, что роется в карманах, затем встал, подошел к мальчишке и схватил его за руку:
— А ну-ка, приятель, пойдем со мной.
Мальчик
Когда поравнялись с мороженщицей, Илья все так же сердито и строго сказал:
— Вот что, тетя, дай-ка нам по две порции мороженого. — И, уже обращаясь к мальчишке, спросил: — Ты какое любишь? Шоколадное? И дружок твой тоже? Вот и хорошо!
Илья отдал мальчишке все четыре брикета и сдачу:
— Это на билет, — нахлобучил по самый подбородок фуражку. — До новой встречи, — и, не оглядываясь, пошел к техникуму.
В одной из аудиторий он нашел Тонину подругу, но самой Тони в техникуме не было.
Илья сел в трамвай и, с удовольствием глазея по дороге на давно не виденные улицы и скверы, доехал до дому.
Тоня стирала. Она открыла дверь и прямо мокрыми руками обхватила Илью за шею. Он почувствовал через рубашку упругое касание ее груди, а на губах солоноватый привкус слез. Он слышал, как бьется ее сердце: неровно, толчками.
— Что ж ты не сообщил? — тихо спросила Тоня. — Я бы неделю радовалась — нынешний день ожидала… А то видишь — стираю, ничего не приготовлено.
На лице ее было написано такое неподдельное огорчение, что Илья рассмеялся.
— Ну, пока иди в комнату, а я сейчас все уберу… Подожди, — она еще раз прижалась к нему. — Даже и не верится, что ты дома… Четыре месяца — легко сказать…
Илья вошел в комнату и одним коротким взглядом охватил все вещи в ней. Все было так, как и четыре месяца назад, даже календарь, по совпадению, показывал то же число, в какое Илья уехал. Разве что на столике прибавилась его карточка. Ее раньше не было.
Илья ходил по комнате, перебирал книги, словно хотел убедиться, что и они те же самые. Потом пришел со смены отец, и они с ним мылись в ванной.
За это время Тоня сбегала в магазин, приготовила ужин.
Приятно разморенные, они полулежали с отцом на диване и курили.
— Ну, как нравится на новом месте? — спросил отец.
— Да ничего, пока нравится: простору много, люди хорошие.
Отец улыбнулся.
— Кровь, Илюха, в тебе заговорила. Крестьянская кровь. Я вот, считай, чуть не тридцать лет из деревни, а и до сих пор она мне во снах снится и нет-нет да и потянет, позовет к себе… Давай обживайся. Может, и я к тебе приеду, все равно скоро на пенсию…
Накрывая на стол, Тоня зачем-то вышла в кухню.
— Не знаю я ваших дел, — кивая на дверь, в которую вышла Тоня, сказал
Тоня вернулась, и сели ужинать. Отец налил Тоне вина, а себе с Ильей водки.
— Что же, со встречей. Теперь не часто видеться приходится…
Он посидел еще некоторое время, потом ушел к себе спать.
Илья потушил верхний свет и оставил одну настольную лампу. Комната от этого стала меньше и уютней. Тоня села с ногами на диван и, облокотившись на подушку, покрутила ручку приемника.
Плавная, чуть грустная музыка заполнила комнату, заплескалась звучными волнами, то затихая, то снова нарастая. Слышалось в ней что-то очень близкое, знакомое, рождались на время исчезнувшие из памяти, но дорогие сердцу картины.
Илья налил еще. Вино искрилось в гранях рюмок, отливало темным янтарным цветом.
— За что? — поднимая рюмку, спросила Тоня.
— За то, чтобы мы всегда были вместе, — ответил Илья и поднял свою.
Тоня слегка запрокинула голову, и, когда допивала вино, подбородок, с ямочкой посредине, оказался перед самыми глазами Ильи. Илья поцеловал эту ямочку. Тоня опять обхватила его за шею, и ее мягкие волосы защекотали лицо.
По радио лился вальс из «Щелкунчика» с его узорными вариациями и тонкими, неуловимыми переходами.
— А помнишь, Илюшка, в парке мы на лодке катались — его передавали?
Да, Илья хорошо помнил все, что у них было с Тоней. Но в эти воспоминания врывались вдруг Новая Березовка, разговор с Оданцом, каждодневные дела МТС. Он старался не думать обо всем этом, а в сознании сами по себе возникали вспаханные и засеянные поля, образы людей — его новых товарищей… Видимо, новое постепенно начинало входить в его жизнь и пускать крепкие корни…
За окном затихал ночной город.
Проснулся Илья поздно. Тоня успела прибрать в комнате, выгладить белье, вскипятить чай.
Илья посмотрел на часы: без пяти одиннадцать.
— Похоже, тебе и спать там не дают, — сказала Тоня. — Отец пождал-пождал, ушел на смену.
После завтрака пошли погулять по городу, потом смотрели кино. Вернулись домой уже к вечеру.
— Вот и день прошел, — вздыхая, сказала Тоня, когда они опять очутились в своей комнате. — А завтра ты уедешь…
Она как-то разом притихла, поскучнела и, забившись в угол дивана, смотрела оттуда на Илью влажными грустными глазами. Илья курил, сидя у окна. За день между ними не произошло никакой, даже самой пустяковой размолвки, все было хорошо, а вот сейчас почему-то чувствовалось, что вчерашней близости уже нет. Такое состояние часто и подтвердить совершенно нечем, но оно всегда чувствуется.
— Да, я утром уеду, — сказал Илья. — А когда приедешь ты?
Тоня насторожилась.
— Не знаю, Илюша.