Вершина Столетова
Шрифт:
Соня снизу вверх, с прищуром посмотрела на Андрея и чуть заметно улыбнулась. Она все еще сидела в траве, опершись на руку. Кофточка-безрукавка с широким вырезом на груди оставляла открытыми полные загорелые руки и тлею.
«И чего она улыбается?» — сердито подумал Андрей, стараясь не глядеть на шею и грудь Сони.
— Ну, а если в ущерб делу это «поменьше»? В ущерб урожаю?
— Работайте получше, и никакого ущерба не будет, — не задумываясь, ответила Соня и встала. — А повадку вам давать, как вон в твоей Березовке, это действительно ущерб, да еще двойной:
Андрей сказал, что не слышал, чтобы новоберезовская бригада работала плохо.
— Про этот год не скажу. А по те годы всегда так получалось, что натуроплаты МТС артель сдает больше нашего, а урожай намного хуже. Хоть бы одинаково с нами та натуроплата шла — так нет, больше. А почему так? Да потому, что тракторист, к примеру, культивирует поле и думает только, как бы побольше гектаров нагнать. Хорошо прокультивировал — ладно, плохо — тоже не беда, а, пожалуй, даже еще выгода: скорей сорняками зарастет, глядишь, он по нему в самом скором времени еще разок прокатится, еще гектары прибавятся… Говорят, на днях березовский бригадир выгнал одного такого ухаря, мастера гектары нагонять. Правильно, конечно. Плохо только, что «мастер» этот два года в передовиках ходил, районка на первой странице портреты его печатала. Только и звону было: Горланов, Горланов. Тьфу!
Андрей, конечно, слышал про случай в березовской бригаде. Но ему было известно и другое: Горланов пришел к главному инженеру, и тот отослал его снова в бригаду, а по телефону отругал Брагина за самоуправство. Так что пока все это оставалось неясным.
Андрей с Соней миновали ржаное поле и подошли к неглубокому длинному оврагу, почти упиравшемуся вершиной в магистральный оросительный канал.
— А вот с тем участком пшеницы — видишь, на нем сейчас девчата мои работают, — Соня показала на поле, начинающееся сразу за оврагом, — прямо не знаю, что и делать. Сортовая она, семенная, и Оля большие виды на нее имела. А я, как следует не подумав, посеяла ее не на поливном поле, а здесь. Да и кто знал, что лето так сложится… Словом, теперь на вас, механизаторов, вся надежда.
— Да что я, бог, что ли? — серьезно спросил Андрей.
— Не в смысле воды, — заторопилась Соня. — То поле повыше, и туда вода сама не пойдет. Но можно же что-нибудь придумать.
— Легко сказать! — усмехнулся Андрей.
Но просила Соня ласково, почти нежно, и Андрей не нашел в себе силы отказать ей.
— Ладно, подумаем. Обещать, конечно, не могу, а подумать — подумаем.
Они перешли овраг с пересохшим, растрескавшимся от жары днищем.
Девушки двигались краем поля, вдоль оврага. Отвечая на приветствие, они, точно по команде, разогнули спины и с охапками наполотых сорняков вышли на полевую кромку. Все были повязаны платками по самые глаза, и это делало их удивительно похожими.
Соня сказала про свой разговор с Андреем, и девчата дружно загалдели. Андрей шутливо заткнул уши пальцами.
Успокоившись, девушки продолжали разговор уже не в один голос, а по очереди.
— А то видите, что получается, — сказала одна рослая, с синими
Андрей присел на корточки и помял пальцами светло-зеленый бутончик, из которого только-только начинал выбиваться колосок. Был он тощий, земля у корня стебелька даже на вид была твердой.
— А сорняки, паразиты, прут как ни в чем не бывало, — выдергивая пропущенную при полке осотину, проговорила другая — курносая, с ямочкой на подбородке. — Поглядите-ка, какой сочный! Жара ни жара, ему хоть бы что, ему все нипочем.
— И полоть-то сейчас не время, — вздыхая, сказала Соня. — Хлеб уж такой, что иди по нему да поглядывай, куда ступить, а то сомнешь и не поправишь. И не полоть нельзя. Влаги и так недостача, а такая вот дрянь остальную высасывает, последнее у хлеба отнимает.
Обогнув вершину оврага, Андрей с Соней очутились опять на том рубеже, с которого видны были Песчаные овраги.
— Ну, теперь мы обо всем договорились. Спасибо тебе, Андрей Петрович, и до свидания.
— За что спасибо-то? — не понял Андрей.
— Вот за это, — Соня кивнула на канал и на пшеничное поле.
— Так я ж еще… Может, и не выйдет ничего.
— Обещал — значит, выйдет. — Соня лукаво прищурилась. — Отступать уже поздно, девчата засмеют… Батюшки, кого-то нелегкая несет! На борзом коне.
От Песчаных оврагов, прямо по рубежу, трусил верховой. Приглядевшись, Андрей без труда узнал в «борзом коне» пегую бригадную кобыленку, на которой подвозили воду к тракторам, а во всаднике — Женю Мошкина.
— Только его и не хватало. — Соня с напускным равнодушием фыркнула.
— Товарищ бригадир!.. Андрей Петрович!.. — еще не доезжая, с дороги, закричал Женя. — На последнем заезде. Стал и ни… ни…
Узнав Соню, Мошкин смешался и начал усиленно дергать поводьями, будто Пегашка куда-то рвалась и ее никак нельзя было остановить. На какое-то время всем троим стало неловко.
Но вот Соня посмотрела на одного тракториста, на второго, и Андрей заметил, как в глазах ее играет этакий горделивый огонек, будто Соня хотела сказать своим взглядом: да, вот оба вы в моей власти…
— Механиза-атор! — протянула она насмешливо. — А без бригадира, как без мамы: «ни… ни…»!
Закусив губу, Женя смотрел куда-то за дорогу, словно увидел там что-то интересное.
Андрею не понравился торжествующий взгляд Сони. Ему захотелось оборвать ее, сказать что-то резкое, может быть, даже грубое.
— Между прочим, Женя — отличный механизатор. И если бы кое-кто знал свои поля, как Женя трактор, что-то там придумывать нужда бы не приспела… А покеда, как любил говорить мой друг с-пид Полтавы, до побачення!
— Что ж, до свидания, — тоже холодно ответила Соня и, резко повернувшись, быстро пошла в другую сторону.
Проезжая насыпью плотины, шофер слегка притормозил, собираясь свернуть в Новую Березовку.
Виктор Давыдович дотронулся до его руки и коротко бросил: