Вершина Столетова
Шрифт:
Андрей ответил, что Илья Ефимович на тех поршнях всю зиму возил навоз в здешнем колхозе и только перед самым севом части были заменены.
— А завтра, значит, снова собираешься менять?
— Вообще-то машина хоть до самой уборки проходить может, но частей в бригаде сейчас хватает…
Главный инженер после партийного собрания вдруг необыкновенно подобрел к бригаде и не только ни в чем не отказывал, но вчера даже сам привез части, которых Андрей и не просил. «Давай будем тянуть бригаду на передовую в МТС», — сказал он при этом.
— А не думаешь, что
Оставив Женю у трактора, они пошли овражным склоном к вершине.
— Ты же зимой ратовал, чтобы части расходовать экономно. А теперь Оданец может сказать кому угодно: речи-то товарищ Галышев говорил умные, а как дошло до дела…
Теперь Андрей понял, к чему ведет Гаранин, и ему стало неловко, будто его уличили в чем-то нехорошем.
— Пусть попробует так сказать… Я ему…
— А ничего ты ему, — спокойно и безжалостно отрезал Гаранин. — Даже пикнуть не посмеешь — рот-то он тебе подшипниками заткнул.
Андрей молчал, обескураженный.
— Ты говоришь, на Женином тракторе до осени дотянуть будет нелегко, — продолжал Гаранин. — А у Брагина все машины такие…
Они дошли до бригадного стана.
— Ну, мне в Березовку надо. Пока.
— А может, ребят соберем и вы с ними…
— Э, нет, — усмехнулся Гаранин. — Зачем же мне в ваши, можно сказать, личные дела лезть? Сами, сами разберетесь, не маленькие!
Продолжая усмехаться, словно он был необыкновенно доволен тем, что ему удалось разозлить Андрея, Гаранин зашагал к дороге на Березовку.
Шел он не спеша, гуляючи. Вот постоял у ржаного поля, а вот наклонился и сорвал какую-то травинку, рассматривает ее. Похоже, секретарь не очень-то торопился в эту самую Березовку…
К вечеру на полевой стан собралась вся бригада.
Поужинав, трактористы расселись на траве и, как водится, закурили. Илья Ефимович не спеша повесил на кончик носа, почти над самыми усами, роговые очки и развернул газету. Читал он всю газету от начала до конца с неослабным вниманием, а переходя на четвертую страницу, начинал хмуриться и поводить шишковатым носом, точно настороженно принюхивался: а чем на сегодня пахнет международная обстановка?
— Ну, что там слышно новенького внутри и вне? — ковыряя длинной щепкой в зубах, спросил Поздняков.
— Новостей много… В Мариуполе, пишут, еще одну домну задули, около Сахалина кита ухлопали… А здесь вот один токарь к экономии зовет…
— Ну, это так. А нет ли чего, чтобы конкретно нас касаемо?
— Про тебя лично, Тихон Родионыч, международная пресса пока еще молчит. Чернила разводят, — серьезно вставил Лохов.
— А может, предложение токаря и нас каким-нибудь боком касается? — глядя на белесые угли потухающего костра, спросил Андрей. — А на твой взгляд, Илья Ефимович?
— При данной ситуации целиком и полностью. — Груздев подвинул повыше очки.
— Ну да, только на наших утюгах и экономить! — Поздняков бросил щепку в костер и сплюнул. — Да и не хватит ли ремень подтягивать, чай, не послевоенные годы, когда
Поздняков будто читал мысли Андрея.
— Вот об этом я как раз и хотел с вами поговорить. — Андрей поворошил угли костра, прикурил. — Начальство нас не урезает в частях — это верно. Только если по-честному, в соседней, седьмой бригаде эти части нужней, там машины постарей наших… Так вот я и думал: без чего трактора наши работать не могут — взять. Остальные же части, поскольку в МТС с ними не больно густо, отдать в брагинскую бригаду.
— Сказать по-другому — отдать дяде.
— Нет, почему же дяде? Они нам товарищи, одной семьи с нами…
— Уж больно много родни набирается, — серьезно проговорил Поздняков. — Не велика ли семейка-то?
— Да, семья наша большая, — тоже серьезно ответил Андрей, — но ничего, в самый раз.
Треснул, как выстрелил, уголь. Рядом, в овраге, гулко всхрапывая, щипала траву Пегашка.
— Это мое такое решение. Но сами знаете, что оно еще не окончательное… Что скажете вы? Как рассудите, так и будет.
Илья Ефимович мельком взглянул на жену и проговорил:
— Мы с Дашей — за.
— Дело ясное, — поддержал Груздева Лохов.
— А ты, Женя? Твое слово здесь самое веское, у тебя машина ненамного моложе брагинских.
— Да ведь что я… Я комсомолец, Андрей Петрович, — тихо ответил Мошкин.
— А если я беспартийный, так, значит, в поле обсевок? Так, что ли, по-твоему, выходит? — неожиданно возмутился Поздняков, вытащил рывком кисет и, сердито сопя, начал закуривать. Немного помолчал, затем неизвестно кому погрозил: — Цыплят по осени считают…
Костер потух окончательно. На потемневшем небе густо высыпали крупные звезды. Над землею сгущалась сумеречная синева июньской ночи.
На другой день в бригаду приехал директор МТС.
Андрей сидел в вагончике и наново переписывал ведомость на запасные части. С некоторыми частями расставаться не хотелось, рука сама тянулась к перу, чтобы занести их и в новый список.
— Говоришь, стал на ремонт? Так, так… Дело… — Андрианов прошелся по вагончику, сел за столик напротив. — Ну, с запасными частями у тебя, надо думать, все в порядке? Вижу, вижу, инженер к тебе благоволит! — Андрианов коротко хохотнул, и густые брови его подпрыгнули.
«Эх, не порвать ли этот новый список? Ведь части уже в бригаде…» Андрей схватил только что заполненный лист и сунул его на край столика, где сидел Андрианов:
— Подпишите, Алексей Иванович.
— Что, накладную? Дополнительно? — Пучки бровей сошлись над переносьем, и глаза совсем пропали под ними. — Ну нет, дорогой товарищ Галышев, надо и совесть иметь!..
Андрей рассказал о вчерашнем разговоре. Андрианов в упор посмотрел на него:
— Это ты как, по-честному или великодушествуешь, широкий жест делаешь?.. Трактористы как?.. Ну-ну… Прости, погорячился. — Андрианов насупил мохнатые брови и отвернулся к вагонному оконцу.