Вершинные люди
Шрифт:
Но разговор не о нас, разговор о Тане Масликовой.
А она опять удивила всех — явилась на второй курс мало что замужней женщиной, так уже и беременной. Неимоверно похудевшая, она откровенно спала на занятиях, красноречиво намекая, что ночами спать не приходится. И мужем ее стал совсем не Фима с накачанными бицепсами, а Анатолий Колодяжный — миловидный светловолосый парень, с виду мягкий, спокойный и очень интеллигентный, недавний выпускник университета, ставший в это лето аспирантом. Вместе они составляли прекрасную пару, очень хорошо смотрелись, словно созданы были друг для друга. Нельзя было не порадоваться за них: за Таню — необыкновенно энергичную, беспокойную, решительную, немного прямолинейную и напористую девчонку; и за Анатолия —
Их дочь Юля стала исторической личностью — первым ребенком в нашей группе.
Благие намерения
Благодаря энтузиазму Александра Григорьевича Хмельникова, нашего бывшего соученика, ставшего впоследствии секретарем парткома университета и в связи с этим сменившего специальность механика на историка, наш поток имел возможность встречаться регулярно. Мы окончили университет в 1970 году и, начиная с 1975 года, виделись организованным порядком каждые пять лет. Как это проводилось и чего это стоило организаторам, я оставлю рассказать Саше. Он больше знает.
От себя скажу, что на первую встречу Юрий Семенович пошел один, а я не смогла быть вместе с ним, можно сказать, по непростительной глупости. За это теперь ругаю себя. Пропустили мы с мужем и последнюю встречу, состоявшуюся в 2010 году. Причины для этого были, возможно, и не веские, но их нашлось слишком много, чтобы с ними не считаться.
На то время мы уже имели летнюю квартиру в Крыму, где могли отдыхать хоть и круглый год. Однако зиму мы проводили в Днепропетровске, а на юге жили с 10 мая (уезжали после дня Победы) до 13 октября, маминого дня рождения. Значит, для участия в мероприятии, проводимом в июне, нам надо было возвращаться в Днепропетровск — среди лета, в разгар сезона купаний. А потом опять ехать в Крым. Это физически тяжело — раз. По нашему пенсионерскому безденежью это почти непозволительная роскошь — два. К тому же мы не решались путешествовать в жару, ведь в том году лето было рекордно знойным — три. Короче, не поехали. Вот так.
Во все остальные годы мы аккуратно являлись на смотры и отчитывались о себе и о делах. Виделись и с Таней. Поэтому мы знали, что жизнь у нее с Толиком не сложилась. Родив еще одного ребенка, сына Андрея, они какое-то время мучились попытками ужиться вместе и наконец развелись и разъехались. Не состоялась у Тани и профессиональная судьба. По скрытым от других причинам она оставила работу по специальности и пустилась просто зарабатывать деньги там, где больше платили. Думаю, отчасти это было связано с необходимостью дать обоим детям высшее образование, что даже и при поддержке государства требовало немалых средств. Конечно, Тане об этом распространяться не хотелось. Главное, что своего она добилась: Юля стала врачом, а Андрей программистом.
На этом можно было бы поставить точку в рассказе о Тане Масликовой.
Но это не в моей власти — точки расставляет провидение, а мы, люди, лишь его игрушки.
Настали трудные времена, разрушилась наша Родина, развалилась устроенная жизнь, люди превратились в щепки, вращающиеся вокруг тонущего корабля. Я в то время работала на Днепропетровской Областной книжной типографии (ДКТ), и меня тоже не миновала эта участь. Об этом я напишу в другом месте, а тут скажу только, что тем врагам советского народа, кто называл себя демократами, удалось что называется расправиться с самым красным из «красных директоров» нашего района Стасюком Николаем Игнатьевичем. Причем сделано это было настолько грязно и вероломно, что не оставило меня равнодушной к его судьбе, и я не смогла предать его, отступиться от него. Я ушла с работы вместе с ним. Тем самым я потеряла связь с коллективом, фактическую основу, на которой держалась моя уверенность в себе. Мужественный шаг я совершила легко
Тоскуя по прошлой жизни, по утраченному благополучию, выбившись из колеи, оставшись за бортом основных событий, которые творил уже не народ, а отдельные заправилы, люди в первое время пытались восстановить внутреннее равновесие и потерянную уверенность в своих силах за счет общения с давними друзьями, прошлыми знакомыми. Искали в них опору, прибавку к своим силам. Так исстари на Руси повелось: как человеку плохо становилось, так он шел к людям. Но теперь плохо было всем. Люди встречались, общались, а помочь друг другу не могли — глобальное лихолетье не позволяло.
Вот и Таня ко мне позвонила. Долго мы с ней беседовали, она о себе рассказывала и обо мне спрашивала. Мы хорошо так поговорили, откровенно, без лукавства, старого не вспоминали — обе хранили тот давний разговор о Юре в тайне от всех и друг от друга даже, словно не было его. Зато о новых тяготах и наговорились и наслушались, излили горечь, обменялись надеждами. Видимо, наше общение, и правда, приносило пользу, ибо мы стали чаще перезваниваться. А потом Таня пришла ко мне в гости. Дома я была одна, мешать нам было некому.
Меня поразило не только то, что Таня начала курить — причем курила много и жадно, запивая дым крепким кофе и почти не прикасаясь к еде, — а многое другое, чего я не предполагала в ней найти.
Во-первых, я обнаружила, что замечающаяся в ней раньше демократичность общения переросла в неразборчивость связей. Таня завела себе подругу из каких-то потомственных кастелянш или кладовщиц — абсолютно неграмотную и необразованную. Дело было не в том, что эта подруга была плохим человеком, нет. Я видела эту женщину, общалась с нею, и не имею к ней претензий — она обыкновенная, нормальная и хорошая. Но это был человек совсем другого круга, от которого Таня вряд ли хоть чем-то обогатилась и который с абсолютным равнодушием относился к Таниным достоинствам. Что общего с нею находила Таня, какую нужду утоляла?
Во-вторых, Таня выглядела очень уставшей и физически, и душевно от неустроенности своей жизни, и была крепко озабочена тем, что вынуждена делить "хрущевку" с двумя проходными комнатами со взрослым сыном. Она всерьез обсуждала возможность выйти замуж за сельского человека и уехать жить к нему, чтобы освободить квартиру Андрею. Был у нее на примете такой мужчина. Она спрашивала моего совета, но это было так — для отвода глаз. На самом деле Таня просто стремилась найти понимание и избежать осуждения. Что я могла сказать, если, с одной стороны, я сама из села, а с другой, — Таня, превратившаяся в дебелую тетку с крутыми боками, оставалась для меня девочкой со скрипкой, неспособной прижиться к трудному быту без удобств?
— Но это еще полбеды, — ответила Таня на мои сомнения. — Я ведь не хочу оставить Андрею квартиру с голыми стенами. Да мне и брать оттуда нечего! Так с чем я явлюсь к новому мужу? Ты мне не скажешь? — спросила она в обычной своей манере.
— А что ему от тебя нужно? — удивилась я. — Он получит моложавую красивую жену, крепкую здоровьем, работоспособную и, главное, образованную. Разве этого мало?
— Мало, Люба, — решительно заявила Таня. — У меня должны быть хотя бы деньги. Да и гардероб себе надо новый справить.