Вершинные люди
Шрифт:
Вот я и на коне! — подумала и… испугалась, вспомнив сон, давнишний странный сон, который запомнился. Я резко остановилась и, заступив дорогу Углову, посмотрела на него так, как смотрят на половецкого идола, выставленного в музее.
— Что, прекрасная? Целоваться будем? — даже его голос теперь показался мне знакомым, точно из того сна. И лицо. И говорил он так, словно все время шутил.
— «Куда нам ехать, чтобы попасть вперед», да? — зачем-то спросила я, но он и не подумал уточнить, что я имею в виду.
— О, вам, чтобы попасть вперед, надо приблизиться ко мне, — ответил он, только в моем сне эти слова произносила
— Нет, все должно быть наоборот, не приписывайте себе чужих слов, — запротестовала я.
— Ха-ха-ха! — залился Углов беспечным смехом.
— Чего смеетесь?
— Я не смеюсь, я радуюсь.
И все же события, напоминающие сказку, в которые теперь невозможно поверить, но которые происходили на самом деле, на этом не закончились. Самое чудесное и трогательное, драматичное и дорогое было еще впереди. Оглядываясь назад, я до бессильных слез сожалею, что они были сосредоточены на слишком малом отрезке времени.
***
Сильный человек — это какой? Что характерно для него, что присуще? Чего в нем есть такого, чего нет у обыкновенного? Это хорошо или плохо, когда человек сильный? Из каких составляющих состоит понятие «сильный человек»?
Сменяют друг друга дни и годы, все ускоряясь. Словно страницы книги, перелистываемой временем, проносятся контуры материков, их ландшафтные лики, эпохи, народы, общественные устройства. У людей изменяются условия и уклад жизни, каждый новый период привносит что-то дополнительное в устоявшиеся понятия, добавляет к ним свою смысловую наполненность, расширяет их.
Скажем, для того чтобы считаться сильным, раньше достаточно было поломать соперника на турнире или в ратном сражении. Но скоро требования к силе ужесточились, к ним присовокупились ловкость и увертливость, затем настойчивость в достижении цели, изобретательность в выборе тактики, изощренность ума. Древние религии на протяжении тысячелетий вырабатывали запреты и повеления, правила общения человека с миром, рождая заповеди, пока не сформировалась нравственность. Человек нравственный, развивая дальше это начало, создавал абстрактные ценности и вырабатывал новый критерий силы — силу воли.
Наконец, осознав и приняв понятие души, как вместилище нравственности, человек произвел духовность. И это было сакральное событие, сравнимое с появлением его самого. Ничего более ценного человеческой духовности нет.
И вот человек духовный стал носителем всех совершенств. Вершинные люди — так можно назвать тех, кто воспитан на пике общественного развития в недрах самого гуманного экономического строя, социалистического.
Но случились последние перемены, и мир перевернулся, унося человечество вниз, увлекая под гору. Никем сделался человек сам по себе как совершеннейший продукт природы. Духовность померкла на фоне денег, обесценилась для материально богатых особей, вознамерившихся диктовать другим свою волю. Хотя они не обладают никаким новым совершенством, и их преимущества от них не зависят, не являются личным достоянием, не воспитываются, не сосредотачиваются ни в одном органе, более того — этим незаслуженным преимуществом в них выхолащивается трудно доставшаяся человечеству справедливость и нарушается равновесие в мире. Деньги стали эквивалентом силы и ее мерилом.
Богатый человек, человек с возможностями стал сильнее всех. Самое
Явления многогранны. И богатство обладает тем же свойством. Оно неоднозначно ни в определении своем, ни в производных понятиях, ни в тех законах, которые диктует жизни. О нем можно писать трактаты, говорить и спорить. Но бесспорно одно: богатый человек не обладает вершинностью, то есть высокой духовностью. Вершинность так же редка среди богатых, как крупицы золота в золотоносных песках.
***
Многие из нас, которые не приучены были к богатству, несколько ошалели от открывшихся за ним возможностей. Почувствовав первые деньги, еще не столь большие, но уже способные что-то решать в жизни, люди не всегда знали, как их применить.
Заявили о себе животные инстинкты, обозначились бескультурье и алчность, и некоторые начали строить себе вместо умеренных домов по потребности настоящие замки по возможностям. Широко размахнулись, да не дотянулись. Впоследствии эти дома остались либо недостроенными и постепенно разрушились, либо хозяева продавали их баснословно дешево, чтобы вернуть для умеренной жизни хоть что-нибудь. Вернуть деньги, вложенные в них, еще долго не удастся, если вообще такая возможность появится, ибо на все существует мода и над всем царит целесообразность. Как эти с размахом начатые дворцы впишутся в будущее, предсказать трудно. Кроме того, нищета основной массы населения, продающего свое последнее добро ради куска, хлеба наводнила рынок дешевой недвижимостью.
С дорогими импортными машинами, что охотно покупались бесшабашными удальцами, происходило аналогичное. Слабые навыки в управлении скоростными авто, жажда куража и приспособленность наших дорог к езде с простой целью, а именно — чтобы не топко было под колесами, — все это приводило к авариям. В лучшем случае за ними следовали дорогие ремонты, но случалось и худшее. Угоны и рэкет, возврат угнанных машин с целью получения выкупа стали обычным явлением, превратились для недочеловеков в статью дохода. Короче, тенденция к разрушению и деградации набирала обороты по всем направлениям.
Нувориши, вкусившие первых благ, прожигали жизнь по-разному: отправлялись на престижные курорты; возили любовниц за тысячи километров поглазеть конкурсы красоты, а потом бросали их, сравнив с конкурсантками. Распоясавшиеся и самоуверенные, они безжалостно оставляли старых жен и заводили новые семьи с размахом, с поздними детьми, закладывая в свою судьбу неожиданности, которыми и без того чревато всякое будущее. Зыбкое, неустановившееся и не устоявшееся время, воспринятое этой частью населения всерьез, подсовывало им все новые соблазны, выкачивало из них деньги с той же легкостью, с какой позволяло заработать.