Вершинные люди
Шрифт:
Ничего не подозревающий Николай Игнатьевич, воодушевленный тем, что так здорово помог мне, выслушал новость с таким выражением, будто выпил синильной кислоты.
— Как же ты, не имея денег, шла на сделку? — ошарашено спросил он. — В какое положение ты меня поставила?
Я объяснила, что, во-первых, должна была только получить согласие Лобановой на сделку и оформить ее на себя, а деньгами должен был заниматься Василий Федорович. И потом — книготорг нас обманул первым, завысив стоимость сделки в три раза за счет своей неликвидной макулатуры!
Наконец мой директор понял, что произошло задуманное коварство, соединенное
— Чего выжидала два месяца? За это время и рак мог свиснуть.
Я осмелела:
— Договоритесь об отсрочке. Вернется Круглов и что-нибудь придумает.
— Куда спешишь? Успеем. Есть еще завтрашний день, — он лукаво подмигнул. — Подумай сама, куда от нас денется Анна Федоровна? Но деньги искать надо.
— Теперь сами велите не торопиться, — защищалась я, понимая, что не права. — А может… — я замялась. — Может, можно, чтобы по счету заплатила типография, а я потом отдам? — странная смесь робости и наглости звучала в этих словах, имя которой — отчаяние.
Он аж подпрыгнул:
— Еще чего? Придумала! Выбрось из головы! — и он завернул крутое словцо.
После этого разговора тяжесть, оседлавшая душу, что я вовлекла в свои проблемы директора, а сама не подготовилась, свалилась с меня — он понял ситуацию и не рассердился.
И все же чудилось, что эта беспросветность, сгустившаяся со всех сторон, отрезала меня от людей и покрыла мое имя темным, несмываемым цветом. Как страшно, как обидно не иметь возможностей! Шанс, вполне посильный по способностям, может уйти в другие руки, к тому, к кому судьба благосклоннее. Горькие сетования на судьбу, размышления о своей жалкой участи неимущего человека терзали меня до утра. Я впервые не радовалась, что солнце поднимается над горизонтом, зажигая новый день, холодный, ветреный и пыльный. Где найти деньги, я так и не придумала.
Забрезжил рассвет.
Однако утро оказалось несколько не таким, как представлялось. За ночь выпал снежок, покрыл землю новым слоем. И хоть был тот слой тонок и невесом, но все же в очищенной им атмосфере появилась свежесть. Серость коротких дней, разбавленная сиянием белого кружева неровно лежащего снега, оживила в скользящих над землей, негреющих лучах солнца еще живущие хлопья надежды. Невнятная радость коснулась мира и осталась над ним, уже не выдуваемая занудными, надоевшими ветрами. Пыль, не взлохмаченная беспорядочными потоками воздуха, осела куда-то под выпавший снег.
Но что это давало безотрадной душе? Так и сидела я на следующий день в своем кабинете — отупело, безотчетно уставившись в слегка подновленный пейзаж за окном. О чем только не думалось в эти часы! Плавным, неспешным, смирившимся потоком текли они, мои мысли, достигая то кажущейся глубины, то измельчаясь до веры в чудо. Я наблюдала оживленную воробьиную возню на внешнем подоконнике — искорки жизни. Похоже, птицы считали, что все под солнцем зависит от их суеты и чириканья, поэтому усердствовали на совесть, вовсю стараясь не уронить надежды мира на них. «Так и я, — успокаивала я себя, — суечусь, переживаю, убиваюсь. Мне только кажется, что я представляю собой что-то значащее, важное, и меня люди замечают. На самом деле единство и борьба противоположностей правит бал и играет людьми, подсовывая им случай то как удачу, то как несчастье. За хлопотами и занятостью собой никто и не заметит ни моих побед, ни
Спрессованной, ноющей болью излучалась из меня и разливалась вокруг тоска, вязкая и всеобъемлющая, как предопределенность, превращая мой кластер пространства в какой-то погибельный закрутень.
Разве могла я подозревать, что щедрая судьба, смирив во мне бесполезные метания и угомонив кручину, поселив в сознании покорность и утеплив душу верой в мудрую власть высших сил, уже приближается спешащими шагами, неся высоко над мелкими проблемами быта знамена своих велений?
В дверь кабинета постучали.
Трудно было предположить, что это пришло спасение.
Конник-2
В дверь кабинета постучали.
Трудно было предположить, что это пришло спасение.
Очнувшись от благостно-смиренных раздумий, я с недоумением и досадой, что меня извлекают из кокона хоть какой-то, пусть грустной, определенности, обернулась на звук. Не дожидаясь отклика, ее распахнул импозантный мужчина возрастом старше меня и уверенным шагом преодолел порог. Был он чуть выше среднего роста, несколько полноват, что, однако, вполне гармонировало с его типом, с приятным лицом славянского вида. В его взгляде сквозила веселая и всепобеждающая бесшабашность. Молодецкая, почти хулиганская самоуверенность просматривалась в жестах, мимике, всей пластике движений. Он был чем-то взъерошен и подогрет — блестевшая лысина казалась вздыбившейся от недоумения и возмущения. Раскованной, вихляющей походкой покорителя обстоятельств и толп он прошел к столу и остановился напротив меня.
— Моя фамилия Углов, зовут Валентин Николаевич. Я представитель фирмы «Будапешт», — и замолчал, открыто и неотрывно всматриваясь в меня, ожидая ответной реакции на известный бренд, причем столь уверенно заявленный.
На лице у него красовались модные очки с дымчатыми стеклами, под которыми видны были не только настойчивые карие глаза, но и вздрагивающие от старательно-убедительных интонаций собственного голоса брови.
— Ну и что? — мне ни его имя, ни название фирмы ни о чем не говорили, а на модные бренды я тогда вообще не обращала внимания, впрочем, как и теперь. Я никогда не становилась жертвой рекламы и сует и не знала, что считается модным, а что нет.
— Как «ну и что»?! — бурно вознегодовал он и вскинул руки. — В то время как все нормальные люди старательно работают и наживают позитивную репутацию, тут вдруг закрыты кабинеты! Открыто только у вас, — он улыбнулся, но приятный голос, звонкий и высокий, вибрировал возмущением. Чувствовалось, что посетитель планировал быстро здесь справиться и непременно в пользу своих интересов.
— А вы к нам по какому вопросу пожаловали? — я посмотрела на часы, было время обеденного перерыва.
— Мы строим жилье.