Вершители Эпох
Шрифт:
В тот момент мир показался Фабуле безумно красивым. Красивыми были песчинки на тротуаре, кровь, льющаяся из ран, звуки водопада, бьющегося о камни где-то далеко внизу, лицо парня в синем костюме, мерявшего его пульс. Впервые в своей жизни он ощутил человеческую боль, и это было безумно приятно.
Земля чёрного песка
Как только машина выехала за ворота, дорога окончательно испортилась — грузовик начало подбрасывать на кочках и мотать из стороны в сторону. Снаружи город казался гораздо красивее, чем внутри: стены высотой с семиэтажный дом скрывали низкие угрюмые дома с окраин и посевные площади. Сквозь решётчатый кузов вдалеке виднелись с десяток сверкающих зеркальных небоскрёбов центра, чуть ближе вразнобой стояли жилые многоэтажки. На стенах вышагивали патрули. Арденна казалась гигантской искрящейся на солнце пирамидой, оканчивающейся шпилем башни «Свобода», возвышающейся на этажей десять выше остальных. Это был штаб правительства, а башни вокруг — министерства и бизнес-центры. Проход в башни был только по пропускам, обычным людям было туда не попасть. Будучи ещё ребёнком, Вайесс сама несколько раз пыталась незаметно пробраться туда, но каждый раз её ловили и выдворяли охранники. Тогда она думала о несправедливости, ещё не до
Грузовик сильно качнуло на какой-то ухабине и Вайесс спасло от падения только то, что она вовремя схватилась за решётку. Четверо парней на противоположной скамейке повалились друг на друга, у кого-то упали и разбились очки. Водитель выругался и крепче сомкнул замасленные руки на руле. Вайесс поймала на себе взгляд одного из тех, что напротив — парень зачем-то напялил обратно очки почти без линз, и глядел он как-то странно: не с интересом, а скорее с недоумением. Наверное, он был в чём-то прав — в такие поездки девушки обычно не ездят, а на фоне семи крепких отморозков она смотрелась по крайней мере глупо. За всю дорогу она не обмолвилась и словом ни с одним из них, но ей было всё равно. Куда важнее было то, что происходило снаружи. Чем дальше грузовик отъезжал от города, тем хуже становилась почва и воздух вокруг, пыль попадала в лёгкие, становилось тяжелее дышать. По земле поползли трещины, перекрываемые только редкими колючими кустами и небольшими песчаными смерчами. Скоро Арденна спряталась за рядами однообразных голых холмов. Повисло неловкое молчание. Неловкое только для неё, потому что остальные, казалось, знали обо всём, что произойдёт в ближайшие дни, она же не знала ничего. Какой-то парень, видимо не выдержав первым, сначала попытался поболтать с соседом, на что только получил неприятный взгляд и короткие фразы вроде «Возможно» и «Кто знает», а потом начал задавать вопросы водителю, на которые тот сначала честно отвечал, как было положено по уставу, а потом не выдержал сам и послал его так далеко, что до конца поездки парень под общий смех забился в угол и больше не произнёс ни слова. Вылез он из своего убежища, только когда грузовик добрался до Аванпоста, под общие аплодисменты и свист, весь раскрасневшийся, но довольный вдруг взявшейся ниоткуда популярностью. Вайесс улыбалась вместе со всеми: это помогло ей немного отвлечься и собраться с мыслями. Все эти люди — думала она — такие обычные, но может быть обыкновенность и есть самое ценное, что у нас есть? Может быть именно с такими мыслями она собирала вещи и шла сюда, безвозвратно и навсегда покидая последних приютивших её людей. Ради чего? Этот вопрос она не задавала. Что её сюда привело, она сама не знала, может, совесть, а может, судьба.
На Аванпосте Вайесс была впервые. О них в городе ходило много историй, но вряд ли хоть одна из них была правдой. Все знали, что Аванпосты — это пограничные крепости и места базирования войск, но военных в город не особо пускали, поэтому достоверной информации взяться было практически неоткуда. На деле этот был совсем не крепостью, он был больше похож на груду наваленных друг на друга укреплений, необычно соединённых между собой и с опорами — дозорными башнями, на которых стояли пулемёты. Внутри были только плац и огромное количество палаток-термоконусов. После высадки их сразу повели к самой большой из них, стоявшей немного поодаль от остальных. Новобранцам при входе дали расписаться на документах, где сверху уже было большим курсивом выведено гордое звание «Волонтёр». Волонтёрам часто приходилось отдуваться за регулярные войска. После резкого сокращения кадров, и, тоже по слухам, учащения нападений на внешние рубежи, войскам понадобились новобранцы. Поэтому на добровольной основе из города набирали новые отряды, общая при этом невесть что. Вайесс не волновало, выполняют ли они обещания или это просто реклама; её вообще мало что волновало. Она пришла сюда точно не за этим.
Потом была документация: снова подписи, согласия, договора, распределение по отрядам и палаткам. Вайесс попала в шестой, «счастливый»: его личный состав возвращался без единой потери уже третью вылазку подряд. Это было настолько невероятно, что выходить и встречать шестых всем лагерем уже стало традицией. Говорили, что их командир — Корас Полярник — последний из старого спецназа — единственный, кто умеет ориентироваться по небу, и что именно это много раз спасало жизнь всем тридцати «счастливчикам». Уже вечером, когда она наконец-то прошла медосмотр — последнюю процедуру, ей выдали вещи и номер палатки. Перед тем, как пойти к костру, Вайесс сделала маленький крюк и немного походила у укреплений, поводя рукой по грязно-серому металлу. У неё было неосознанное желание почувствовать себя в безопасности, почувствовать, что от неё больше ничего не требуется, что она — слабая, беспомощная, бесполезная — сделала всё, что могла. Ей вдруг захотелось полно и всеобъемлюще зависеть от обстоятельств, и когда это чувство пришло, вклинилось, въелось в её нервную систему, она почувствовала невероятное облегчение. Немного подождав, держа руку на холодной поверхности стены, сделав глубокий вдох, она совсем повеселела и направилась уже к костру. Его глаза были первым, что она увидела. Голубые, отсвечивающие ледяным огнём костра, они, казалось, идеально гармонировали с ночным небом, и она подумала, что ему дали такое прозвище от схожести блеска глаз и блеска Полярной звезды. Но блестели они как-то неестественно, больше отражая свет внешний, чем внутренний. Такое Вайесс уже видела в детстве и поняла сразу — то были глаза человека, в жизни которого не было счастья, и его улыбка, когда она подошла, теперь показалась ей тошнотворной, химеричной ухмылкой, а его выражение лица было полной противоположностью её. Пришло и схлынуло отвращение несхожести смотрящих друг на друга в упор глаз. Рядом, удобно расположившись на брёвнах, сидели ещё двое: девушка иногда украдкой, как будто бы ненароком поглядывала на спальник, но как видно, скрывать свою сонливость у неё получалось просто ужасно, а выглядывающие из-за грязных коричнево-чёрных паклей волос глаза парня были на удивление искренними, настолько, что Вайесс даже напряглась и выдавила из себя ответную улыбку.
— Волонтёр номер 52 последнего набора прибыл на место базирования! — отрапортовала она, приставив руку к козырьку.
— Вольно, новенькая. Без официальностей, теперь для тебя здесь все свои, — Полярник мило скривил лицо, предлагая ей место аккурат посередине тех двоих, — Это Макри и Бен, моя правая рука. То, что командир ведёт себя, как обычный член отряда, было немного странно, но она решила не обращать внимания.
Макри отвлеклась от созерцания спальника и наивно улыбнулась, Бен помахал рукой и предложил сесть.
— Эта штука — объяснял Корас — идеально подходит для использования в чрезвычайных условиях, в которых мы скоро окажемся. В магазине тридцать патронов, дальность стрельбы — пятьсот метров. Всё новое, кстати. Проверьте тыловой центр тяжести — он расположен близко к телу, поэтому в движении удобно прицеливаться. С остальным, надеюсь, вы уже разберётесь сами. — он подумал о том, будет ли уместна следующая фраза — Ребёнок у кого-нибудь есть? — без ответа — Теперь можете считать, что есть. Короче, не бросайте своё оружие, ухаживайте, и в нужный момент оно вас не подведёт.
Шеренга отчеканила громкое «так точно». Вайесс уже во второй раз заметила, насколько её командир не был похож, собственно на нормального командира. Корас не был тем, кто по-настоящему чего-нибудь боится. В детстве был страх темноты, но он прошёл, как только его, семилетнего, отец выгнал на ночь из дома на пустующие, бедные улицы. Свет полной луны, сияющий тогда на небоскрёбах, он запомнил на всю жизнь и уже в войсках часто уходил, прислонялся к чему-нибудь и глядел в небо. Кто-то мог бы назвать это увлечением, но для Кораса это была скорее привычка. Его жизнь состояла из одной борьбы — с врагом Города, с врагом своих подчинённых и командиров, с врагом его мировоззрения. А это самое мировоззрение было в разделении мира на чёрное и белое, на «чужих» и «своих» — одних надо было убить, других — спасти, а кто есть кто — ему скажут. Вот и всё. Солдаты и сослуживцы считали его сдержанным, осмотрительным, серьёзным, люди восхищались им и боялись одного его взгляда. Пару раз у него просили урока владения оружием — а в этом он был хорош, действительно хорош, ещё на подготовке он часто по ночам тренировался один, оттачивая навыки и реакцию — но после того как он соглашался, никто не оставался даже на вторую тренировку. Его лицо редко выражало что-то кроме уверенности — да и беспокоился он мало из-за чего. Корас был жестоким, но жестокостью не наслаждался — он наслаждался выполнением приказа и чувством собственного превосходства. Ему давали самые сложные задания вот уже несколько лет, и каждый раз он возвращался с успехом и минимальными потерями. Удача? Может быть.
Сборы прошли очень быстро. Началось всё с того, что вдруг вернулся Корас и сразу начал готовить отряд к походу. По словам Полярника, дали задание выходить по готовности, поэтому уже через двадцать минут «счастливчики» вышли из Аванпоста и направились на север, гружёные огромными сумками вещей, оружия и медикаментов. Говорили, что уже там, на севере, их — новичков — будут учить и готовить к реальным сражениям. Ноги застревали в песке, обмундирование с непривычки тёрло и мешалось, в общем, идти было ужасно неудобно. Вайесс лениво думала, почему они не взяли машины, и нехотя решила поинтересоваться у Макри.
— А ты глянь на эти дыры, думаешь, наши грузовики здесь проедут? — ответила та, — На самом деле, есть ещё другая причина: так сказал Корас. — Макри демонстративно пожала плечами, имея в виду, что этот вопрос нужно задавать не ей.
И правда, земля была просто сплошь покрыта рытвинами, трещинами и огромными воронками, из которых выпячивались острые треугольные камни, похожие на какой-то черноватый металлический куст. Они шли медленно, растянувшейся на метров сто змеёй из пыльных чёрных курток и бронежилетов, практически шаг в шаг. «Для большей безопасности» — говорил Полярник. Он то и дело подавал знак остановиться, что-то проверял, доставал из рюкзака разные устройства-датчики, передавал по рации приказы Бену, замыкающему строй, но задержки никогда не были долгими. В основном они обходили подозрительные, по мнению Кораса, воронки и поросшие чёрными кустами деревья и камни, которые, как думала Вайесс, ничем не отличались от остального пейзажа. К вечеру они добрались до черты, где линия песка сменялась ковром из редкой травы. Переход был неестественно идеальным — как будто ни одна песчинка даже не осмеливалась упасть на другую сторону. Это место оказалось круглым оазисом из травы, деревьев и родника в центре, рядом с которым, защищённые деревьями от удушливого воздуха пустыни, Корас приказал разбить лагерь, но запретил пить воду из-под земли под угрозой трибунала. Почему так, никто не знал, а Полярник не спешил посвящать кого-нибудь в свои мысли. Может разве что Бен был в курсе, но Вайесс не пыталась у него спрашивать — скорее всего как обычно склонит голову на бок, поджав губы и скажет что-то вроде «не положено».
В отряде было всего две девушки, и им достался один термоконус — на двоих выдавался. Кое-как разложив палатку, пока соседка ушла за порцией ужина, Вайесс сразу залезла в спальник, но ни спать, ни даже есть не хотелось. Та вернулась пятью минутами позже и тоже сразу рухнула в палатку, даже не успев натянуть до конца спальник. Некоторое время они просто молчали, но сегодня, после дня измождающего пути бок о бок, это молчание было особенно неловким. Макри изредка поглядывала на соседку, всё время порываясь что-то сказать, но потом отворачивалась обратно — то ли от смущения, то ли просто от того, что слова не шли в голову. В итоге она всё-таки проворчала «Спокойной ночи» в надежде что услышит то же самое. Вайесс не ответила, но для Макри, похоже, её молчание было равносильно поражению, а с поражением она мириться не хотела: