Вершители Эпох

Евдокимов Георгий

Но теперь, когда осталось всего девятеро, план становился куда проще и усложнялся только раненым Полярником. В буре все устройства откажут, и неизвестно, когда они восстановятся, а Корас — единственный, кто мог бы вывести отряд куда нужно без электроники. С другой стороны, откажут и устройства наведения у врага, если таковые есть, что играет им на руку.

Верёвка оказалась на удивление прочной, и они спускались по двое, надев перчатки, чтобы не стереть руки, даже не подсвечивая себе фонариками. Шторм бушевал всё сильнее, завывания его становились всё яростнее и громче, но он, враждебный, злой, всё же помогал скрывать передвижение волонтёров, заглушая их движения своим рёвом. Им повезло спуститься прямо на первый этаж и встретить только двух охранников на выходе; наверняка их было гораздо больше, но в такой темноте они не могли прийти на помощь. Первая двойка без проблем разобралась с застигнутой врасплох охраной и подала

знак остальным спускаться. Предпоследним опустили Кораса, привязав импровизированные носилки из досок и белья к двум верёвкам, за ним спустился Бен, прикрывая отход.

Теперь они шли кучкой, хоть немного прикрывая раненого от песка, надеясь и молясь не встретить никого на пути из города и шагая настолько тихо, насколько они были способны. Буря била песком прямо в стёкла шлемов, мешая обзору, поэтому они несколько раз бились об стены и столбы, каждый раз зажмуривая глаза и надеясь, что никто не услышит, и каждый раз фортуна оказывалась на их стороне. Макри шла впереди, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь в сторону от всего, на что падал её взгляд. Макри боялась всю жизнь. В детстве её за это много дразнили, когда она подросла, уже били. А она никогда не давала сдачи — просто не могла, не хватало сил. Однажды она решилась рассказать родителям. Мам сказала, мол, ты же девочка, это нормально, что ты слабая. А отец дал ей сильную пощёчину и сказал: «Если хочешь драться — дерись». Потом они много ругались, а Макри плакала, то ли от того, что семья ссорится, то ли от того, что слова эти и пощёчина — всё было правильным. Но сдачи она так и не даст, а через год, на свой восемнадцатый день рождения, пойдёт в Волонтёры со слезами матери и крепким рукопожатием отца — пойдёт в надежде доказать самой себе, что она чего-то стоит.

— Стой! Не стреляй!

В тот момент Вайесс первая заметила стоящего впереди человека, но нервы Макри окончательно сдали, и она выстрелила, прежде чем кто-нибудь успел ей помешать и прежде, чем крик донёсся до её ушей. Она сразу же упала на колени, как будто попали сейчас в неё, а не в отступника. Шлем пришлось оттирать от резко накатившей рвоты, а она никак не могла прийти в себя.

— Идём, быстро! — кричала Вайесс, удивившись нахлынувшей злости. Теперь их услышали, за ними пошлют людей, им не сбежать.

— Простите… Простите… — рыдала Макри. Сил встать и идти не осталось. — Простите…

— Хватит… — Бен присел на корточки и обнял судорожно плачущую девушку, пока Вайесс ходила из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос и всем своим видом показывая злость и негодование. — Это же не твоя вина. Ты просто испугалась, и ничего в этом страшного нет, правда? — речь его была успокаивающей, мягкой, не чета остальным, и добрее голоса, казалось, Макри ещё не слышала, — Все боятся, это нормально, и то, что ты не побоялась выстрелить и сразиться со своим страхом, достойно не наказания, а похвалы.

— Быстрее давай, они уже идут, — крикнула Вайесс, услышав крики и вроде бы топот шагов со стороны многоэтажек. Бен не то что не обратил внимания, он даже не повернулся, не отводя взгляда от зелёных глаз.

— Ты ведь не пугливая, верно? — Бен не был намного старше Макри, но наставлял её как собственную дочь.

— Угу, — еле слышно ответила та, смахивая последние слёзы.

— Хочешь сражаться за свою жизнь — иди и сражайся, ладно? — одни эти слова были лучше сотен других наставлений, это были слова её… отца. Бен встал, что-то решив, но потом сел обратно и в последний раз взглянул в лицо Макри. — Отдай это моей семье, когда вернёшься.

Эту улыбку — последнюю, обворожительную, как весеннее солнце, она видела всего мгновение, но в тот момент она поняла, что больше не увидит её никогда, ни у него, ни у кого другого. Она не заплакала, только улыбнулась в ответ и схватила его за руку, которую он сразу же одёрнул и рванул в бурю, туда, откуда они бежали.

— Уходим! — крикнула Макри, и Вайесс показалось, что сквозь стекло шлема и чёрную мглу её глаза заблестели. Все безоговорочно послушались.

Где-то далеко позади стрельба прекратилась. Бен держался достаточно долго, чтобы дать им уйти. Теперь он был мёртв. Макри не обернулась, только взглянула на свёрток, который изо всех сил сжимала в руке и только сейчас заметила — из порезов на пальцах и ладони шла свежая, казавшаяся в темноте чёрной, кровь. Она захотела заплакать, но что-то внутри теперь не позволяло ей дать слабину, и это была часть его души, отданная последней: «Спасибо, Бен…». В свёртке лежала обагрённая кровью белая пятиконечная звезда.

***

Деревня, на которую они наткнулись, была похожа на ту, которую Вайесс однажды видела в старой детской книжке. Отличалось только тем, что здесь никто не жил уже бог знает как давно, а крыши полностью осели и скрылись в зарослях плюща и тёмно-зелёной

травы. Они вышли из города совсем недавно, а казалось, прошло уже много дней. Главенство сразу принял Мэл, и всё единогласно приняли решение обойти город и попробовать вернуться сначала к месту лагеря, а потом по знакомой дороге к Аванпосту. Но чем дальше они отходили, тем более непонятными и незнакомыми становились места. Бумажные карты не помогали совсем, и кое-кто уже начал паниковать, другие просто отказывались идти дальше. Через полдня пришлось повернуть обратно, но прошло три, четыре часа, а места сражения с его многоэтажками так и не было видно. Погода была ясная, жаркая до самой ночи, буря прошла, оставив за собой холмики налетевшего черного песка, но даже так пейзажа не узнавал никто. Корас никак не открывал глаза, видимо раны были слишком тяжёлыми, но лекарства понемногу помогали и жар спадал. Стало понятно, что они заблудились. Еда и вода стали пропадать просто на глазах, но злость Вайесс на этих никчёмных слабаков, которые просто не умели потерпеть, не помогала никак, а в итоге ещё и пришлось делиться своей, скрепя сердце. Мэл как мог пытался избежать паники и вернуть дисциплину, но ему это не удавалось до тех пор, пока далеко впереди не замаячили зелёные блики. Сначала показалось — мираж, но когда подошли ближе, обнаружили, что ошиблись и сразу приняли решение разбить лагерь и остаться тут, пока не поймут, что делать дальше: деревня была оазисом спокойствия среди бесконечных равнодушных песков, но так было только на первый взгляд, и им пришлось сразу в этом убедиться. Тот идиот, который ратовал за спасение второго отряда в городе, тотчас же побежал к роднику, забыв про все предупреждения Полярника. Его никто не остановил — либо все уже потеряли человечность и просто считали его за лишний рот, который нужно кормить, либо просто не осталось ни сил, ни желания спорить. Пустошь здесь ощетинилась особенно злостно, уничтожая появившиеся ниоткуда враждебные организмы, намеренные использовать её скрытые красоты ради себя. Смерть стала освобождением от страха и боли, и многие перестали её бояться как чего-то неизбежного и обычного. Никто, кроме Макри, не улыбался. А она держалась на удивление стойко, словно смерть Бена как-то повлияла на неё: Вайесс больше ни разу не увидела её слёз.

Она уже второй день пыталась вспомнить, где могла видеть эту звезду. Мирно потрескивал костёр, отражаясь в целых стёклах заросших зеленью деревянных домиков. Никто не разговаривал — все просто сидели, либо грея руки у костра, либо расхаживая взад вперёд и рассматривая карту в руках у Мэла. Вайесс единственная ушла за хворостом, а Макри всё меняла бинты Полярника и лечила его, как могла. Этой ночью парень, который выпил из родника, умер от ожогов и опухолей по всему телу. Он мучался, но почти не издавал звуков — рот и горло скоро вздулись и опухли, а под конец начали гнить внутренние органы. Нервную систему переклинило, и последние полчаса жизни он просто хрипло дышал, лёжа в одном из домов. Его даже не пытались спасти. Стало понятно, о чём говорил Полярник у первого привала — больше никто не отважился забирать что-то у отравленной земли и даже касаться умершего. Никто, кроме Макри, не решился предать его земле, и ей пришлось самой искать ткань, чтобы обернуть его, выкапывать могилку и хоронить непутёвого. После смерти Бена чувства как будто пропали, совсем. Думалось только о том, как помочь остальным, выжить самой и продолжать сражаться, как завещал он. «Он был идеален» — подумалось ей. Идеальный лидер, идеальный человек, идеальный мужчина. Наверняка его семья его очень любит и… ждёт, а он их оставил ради товарища, ради незнакомого человека и непонятно, зачем. Об этом как-то зло выразилась Вайесс, когда помогала ей тащить труп к могиле, мол, Бен «умер дураком». Макри поправила её: «Не умер эгоистом».

— Я вообще против подобных выходок, — сказала Вайесс, когда они закапывали обгоревшего недалеко от лагеря. — Ну погиб, и для чего? Оставил нас одних, без командира и навигации, кто будет теперь отвечать за вещи, за здоровье, за всё остальное? — она развела руками, — Не люблю людей, бросающих других.

— Ради нас он погиб… — Макри не очень любила спорить, тем более там, где заведомо проиграет, но здесь было дело принципа, — Бен спас нас.

— Ну спас, ладно, допустим. Побежал навстречу своей смерти, а ты бы так сделала? Я бы нет, и осталась бы жива.

— Каким образом? — Вайесс казалась ей гораздо более чёрствой и неприятной, чем в первую встречу. Может, война так повлияла на неё, а может Макри просто старалась не замечать её настоящую.

— Организовала бы оборону, наверное… Чёрт, я же не он, он бы что-нибудь придумал, в любом…

— Ага, ты не он! — Макри вымещала злобу на лопате, копая всё быстрее и быстрее, — А как бы поступила ты? Вернее, как ты не поступила?

— Я не умерла. Поэтому сейчас стою здесь и помогаю тебе нас спасать. Можешь называть меня эгоисткой, но на самом деле я правда за тебя беспокоюсь!