Вертеп
Шрифт:
— Вы не сомневаетесь, что телеграмма от нее?
— Только мама меня в детстве так называла — Лапушка. Да и кто же еще может? Зачем?
— Будем надеяться, что вы правы.
— А вы сомневаетесь? Почему?
Отвечать на такой вопрос было рано, да и огорчать ее не хотелось. Он ушел от ответа.
— Я должен идти за фактами.
— Разве телеграмма не факт? — спросила Лиля с тревогой.
Рассуждать о возможности людей творить зло Мазин не стал.
— А что родители? Они поддерживают ваши намерения?
— Отец сказал, что будет рад, если мама жива и здорова, но из его жизни она ушла навсегда. Наверно, он прав по-своему.
—
— Марина настроена резче. «Не для того я тебя растила, чтобы она вернулась и забрала тебя у нас».
— Тоже естественно.
— Еще она о здоровье моем печется, слабой считает.
— Однако поиск ваш они одобрили?
Лиля пожала плечами.
— Можно сказать — да. Но я не нуждаюсь в их одобрении. Это мое дело.
— А деньги?
Она повела головой.
— Я не просила у них денег.
— Вот как! Сами зарабатываете?
«Что удивительного! Сейчас многие молодые побольше моего зашибают, хотя на юную предпринимательницу эта девушка меньше всего похожа».
— Вы мне не доверяете? — покраснела она.
И излишне торопливо протянула пачку незнакомых Мазину купюр.
— Вот, возьмите. Это не деревянные. Дойчмарки. Из ФРГ.
Он отвел руки.
— Мы же говорили, деньги потом, сейчас дело.
— Значит, вы найдете маму?
— Постараюсь.
— Я знаю, у вас большой опыт.
— Официальный. А в мундире ведешь себя иначе… Впрочем, это мои проблемы. Опыт, конечно, есть. Так кто же вас финансирует?
— Бабушка. Она приходится тетей маме, а ее родные живут в Германии.
— И помогают?
— Да. Бабушка очень любила маму. Это она дала мне деньги. Самая, если честно, не заработала еще ни копейки. А валюту тем более.
— У вас еще есть время. О необходимых расходах бабушка получит полный отчет.
— Бабушка очень доверяет людям. Она религиозна.
Лиля произнесла последнее слово почтительно, и это дало Мазину повод спросить:
— А вы?
— Я только ищу.
«Что? Путь к Богу?..»
Изобилие внезапно уверовавших коробило Мазина — трудно было понять, кому из них открылись высшие истины, кто увлекся очередной модой, а кто и просто с придурью. Уточнять в данном случае Мазин не стал — прояснится само собой. Откликнулся, возвращаясь к предмету визита.
— Что ж… Поищу и я с вашей помощью.
— С моей?
— Конечно. Вы ведь заинтересованы в нашем успехе.
— Очень. Я изжила обиду. Теперь я нужна ей.
«Значит, кое-что уже нашла».
— Хорошо. Приступим к делу.
— Я готова. Что я должна сделать?
— Пока немного. Изложить все, что вам известно, письменно.
— Написать? — переспросила Лиля немного разочарованно, она ждала чего-то большего.
— Именно. Не сочтите за труд.
— Но вы мне подскажете форму?
— За формой и стилем не гонитесь. Пишите как найдете нужным. С самого начала. Когда уехала мама, что этому предшествовало, если вы что-то помните. Как отнеслись к ее уходу близкие, что предприняли по розыску… По возможности все, что знаете. Кое-что вы, наверное, упустите, не беда, постепенно мы вместе заполним пробелы. Ну и, разумеется, координаты ваши и родителей дайте. Короче, мне нужна та самая печка, от которой можно начать действовать. Договорились?
— Когда вам нужна эта бумага?
— Если у вас есть время, садитесь к столу и пишите. Сейчас. И еще. Я хотел бы иметь фотографию вашей мамы.
Лиля
— Зачем? Столько лет прошло…
— Многое в человеке не меняется или меняется очень медленно. Девушка покраснела.
— Простите, я не могу принести… У меня нет фотографии.
— Как так? — удивился Мазин.
— Отец порвал все ее снимки… Когда она ушла. Его ведь можно понять? Правда?
— Пожалуй, — согласился Мазин с сожалением.
В дверь постучали негромко.
Появился Борис Михайлович, строго официальный, будто и не пивший.
— Игорь Николаевич, вас можно побеспокоить?
— Да, конечно. Пишите, Лиля, спокойно. Я на несколько минут.
В коридоре Сосновский толкнул Мазина в бок.
— Неужели уже в работе? Узнаю коней ретивых. Уже пашешь?
— Только запрягаюсь. Она ищет якобы сбежавшую мать.
— Дело стоящее? Хорошо бы начать с удачи.
— Я не против, — улыбнулся Мазин.
— Слушай, Игорь, а бабки у нее есть?
— Есть.
— А не врет? Какая-то она невзрачная.
— Она показывала. Дойчмарки.
— О-о! Это дело. Только ты сам в расчеты не входи. Я тебя знаю. Продешевишь. Составим калькуляцию вместе. Все без обмана, но и свое должны получить до пфеннига. Твои мозги дорого стоят. А денег, знаешь, я сколько на обзаведение потратил? Сейчас спешу в банк насчет кредита. Так что я тебя не дождался. Закончишь, спустись в подвальчик. Настенька обслужит. И не валяй дурака, все оплачено. Так и скажешь. «Заказ Бориса Михайловича!» Запеленговал?
Мазин кивнул.
— Отлично, старина. Вот ты и при деле. — Борис уже стоял на ступеньках.
— Я тут как биржа труда. Кого хочешь устрою. Не бедствовать же людям, правильно? Вон взгляни, во дворе! Тоже мой крестник. Мастер метлы. А между прочим, сто бумажек имеет. Хоть и пыльно, но заработно.
И Сосновский помахал рукой худощавому дворнику в шоферской кепке.
— Саша! Физкульт-привет!
Мазин присмотрелся к дворнику и узнал Александра Дмитриевича Пашкова.
Александр Дмитриевич, он же Саша, человек среднего, допенсионного возраста, был неплохо знаком Мазину. Половину своей жизни Пашков провел в роли так называемого свободного художника, хотя и начинал, как все, совслужащим, если только название это применимо к скромному музейному работнику. В музее и нашла его судьба. В архиве он наткнулся на бумаги времен военного подполья и заинтересовал ими московского кинорежиссера. В результате по экранам прошла картина не лучше и не хуже других, быстро была забыта, но дело свое сделала — яд «другой жизни» проник в Сашину кровь. На много лет он вступил в сложную игру с жизнью, которая постоянно дразнила его неверными соблазнами и обещаниями, иногда дарила щедрыми женщинами, и даже вывела однажды на сказочный мираж, подвела вплотную к легендарному и бесценному «кладу басилевса», исчезнувшему из музея много лет назад. Конечно, Сашина судьба была не из тех, что обрушивают золотые дожди. Он не только не обогатился, но чудом сохранил жизнь, не без участия Мазина. Однако времена пошли беспокойные, и они потеряли друг друга из виду, хотя, как теперь оказалось, не навсегда [1] .
1
Упомянутые события описаны в романах П. Шестакова «Взрыв» и «Клад».