Верю! Не верю!

Лав Нинель

– А если она… – вспыхивая, замялась Алиса – разговаривать с мужчинами о беременности ей еще не приходилось, но что было делать – ведь речь шла о жизни еще не родившегося ребенка, и, опустив глаза и преодолевая стеснение, продолжила: – она забеременела через пару месяцев после смерти сожителя? Тогда как?

Удивленный юрист замер, внимательно глядя на потупившуюся девушку, и… не поверил.

– Такая шутка даже мне не пришла бы в голову! – вдруг хохотнул развеселившийся Лаврентий, снова становясь злым, язвительным карликом.

– А если это не шутка… – слегка нахмурилась Алиса, прикладывая холодные пальцы к раскрасневшимся щекам. – Если это серьезно – вот так у нее случилось.

Алиса смущенно посмотрела

на взрослого человека, которому доверила интимную тайну своей подруги, но взрослый человек не оценил ее доверия и откровения, ее волнения и смущения, он уже не был тем добрым, жалостливым человеком с которым она решила поделилась чужой, сокровенной тайной…

– Ха-ха! Нагуляла ребеночка ваша подруга, Алисочка, и решила имущество сожителя прихватить! – прижав одну руку к сердцу, другую подняв вверх к «небесам», Лаврентий закатил глаза и трагически продекламировал: – «О, женщины, вам имя – вероломство!»

– Не ерничайте, Лаврентий Палыч! – попросила Алиса, разочарованная таким поведением взрослого человека. – У человека беда – она из-за этого из дома сбежала в никуда, а вы насмехаетесь.

– Да нет, Алисочка, – замахал короткими ручками смеющийся юрист, – это не беда! Ее желания в Уголовном Кодексе конкретно называются – мошенничеством, ее утверждения – клеветой, то бишь, бессовестным враньем, а само предположение «непорочного зачатия»… Это уже из области фантастики, Алисочка! – захохотал «консультант», энергично похлопывая себя по ляжкам. – Тут вашей подруге никакой тест не поможет установить отцовство и никакой суд это отцовство не признает…

– Понятно, – резко встав, прервала разочарованная Алиса смех Лаврентия – она совсем не ожидала, что такой серьезный человек – директор юридического департамента! ее слова не воспримет всерьез и что даже посмеется над ее подругой. Губы у ее сжались, лицо побледнело, застывшие глаза смотрели сквозь собеседника. – Мы пойдем, спасибо вам за консультацию.

– Так скоро? А чай-кофе, пирожные? – встревожился хозяин кабинета, видя явное недовольство девушки.

– Нет, спасибо, мы спешим, – стремясь побыстрее уйти, отчеканила Алиса, пытаясь совладать с закипающими внутри «штормовыми» эмоциями – если бы не подруга, она бы уже выбегала из кабинета. – Таис, вставай!

– Алисочка, да вы на меня обиделись? – глядя на свою «обожаемую богиничку» испуганными глазами, догадался вдруг Лаврентий, и его волшебный, чарующий голос от этой догадки, тут же растерял свое поставленное обаяние, став совсем обыкновенным. – За что вы на меня гневаетесь?

Нахмурив брови, Алиса в упор смотрела на юриста (странным образом сочетающиеся в этой хрупкой девушке наивная, восторженная доверчивость и циничная, безразличная отстраненность, существующие как бы параллельно друг другу, иногда сталкивались под воздействием «внешних сил», смешивались, бурлили, закручивались водоворотами, порождая неуправляемую стихию эмоций, грозящую вырваться наружу и обрушиться на виновника этого «столкновения») – ледяная голубизна ее глаз стала холодной и безжалостной – от спокойной и манящей лазурной голубизны морской лагуны не осталось и следа, лазурные воды сковал арктический холод, а там, на границе льда и океана зарождался крошечный, но неуправляемый и непредсказуемый тайфунчик по имени…

– Я доверила вам чужую тайну! А вы… вы смеётесь! Нельзя насмехаться над несчастьем других! Вам ли это не знать! – холодно упрекнула она и, не отводя глаз, жестко добавила: – Среди моих друзей, Лаврентий Палыч, таких жестокосердных людей нет! Правда?

– Конечно, Алисочка, конечно, нет! – виновато скривился Лаврентий, запоздало понимая какую непростительную ошибку он совершил, поддавшись своему привычному ерничеству и сарказму. – Простите, мою реакцию на ваше откровение, Алисочка, но случай тут явно криминальный… Иного объяснения у меня нет! И я хотел уберечь вас от серьезных,

ошибочных претензий. Но если исключить претензии вашей подруги на чужое имущество, доставшееся после смерти ее сожителя другим людям, то все видится в совершенно другом свете… У девочки явный стресс – потеря любимого человека, к тому же, по всему видно, ее нежелательная беременность – гормоны, нервы, переживания и все такое… И девочка, на стрессе, обращаю на это обстоятельство особое внимание, можно сказать… «придумала»… себе другую реальность, менее болезненную и менее эмоционально-трагическую, поверила в нее и, похоже, до сих пор в ней пребывает (дальше уже епархия психолога или психотерапевта), но раз девочка не плачет, успокоилась и в это верит, то пусть себе верит – никому от этого вреда не будет, значит, ей так проще пережить смерть близкого человека. По всему видно, бедная девочка очень переживает случившееся, и ей надо искренне посочувствовать и обязательно помочь… Что мы с вами, Алисочка, и делаем.

Лицо Лаврентия приняло смиренное выражение раскаяния – нет, не зря он столько лет упражнялся в риторике и платил немалые деньги за постановку «бархатного» голоса, может быть, ему все же удастся исправить свою ошибку, заболтать «обожаемую Алисочку», отвлечь он «конфликта», убедить в своем искреннем желании помочь несчастной девушке, сгладить свою оплошность и вновь завоевать ее доверие – как-никак он намного умнее ее, опытнее и… старше.

– Вот именно – пусть верит, если ей так легче… – искоса поглядывая на Таю, убаюканная искренним раскаянием собеседника, «сменила гнев на милость» Алиса, с трудом справляясь с зарождающимся внутри тайфунчиком эмоций и океанским холодом. – Я ведь понимаю, Лаврентий Павлович, что это утверждение Таис совсем, совсем неправдоподобное, но она в него верит… А все вокруг не верят и обзывают… И вы смеетесь! А мне ее жалко! И я ей верю… Кто-то же должен поддержать человека! Мамулечка говорит, что все просто: «у каждого человека своя правда, а ты либо веришь ему, либо нет». А обвинять Таис в мошенничестве нельзя – про наследство своего гражданского мужа она ничего не говорила – это только моя инициатива… Я подумала, что, может быть, это отцовское наследство поможет ей сделать правильный выбор… ну, в отношении своего еще нерожденного ребеночка…

Алиса подняла глаза к потолку и быстро-быстро заморгала ресницами, пытаясь загнать предательские слезинки обратно.

Глядя на искренние сопереживания другому человеку, Лаврентий немного засомневался в созданном им образе своей обожаемой «богини», возможно, она не такая уж эгоистичная и равнодушная, не такая практичная и расчетливая, как он думал до этого или это возрастные изменения… Как бы то ни было, он тут же дал себе слово исправить негативное впечатление от своей несдержанности и сделать все, чтобы заслужить ее благодарность, чего бы это ему не стоило.

– Должен признать, что Кира Дмитриевна очень умная женщина, хотя дружеские отношения у нас, к моему великому сожалению, не сложились… Я мог бы вам, Алисочка, много рассказать интересного о вашей маме… при случае, конечно.

– Я согласна послушать, – заинтересовалась Алиса, недавно убедившись, что она совсем не знала ничего о прошлом своей мамулечке, – только если это будут не сплетни.

– Только правда, и ничего кроме правды! – шутливо поклялся довольный юрист – похоже, он все-таки прощен…

В знак примирения и прощания Алиса протянула Лаврентию руку, чего раньше никогда не делала, но в сложившейся ситуации она хотела показать «щедрому другу» свое расположение.

Протянутую руку Лаврентий взял двумя ручками, но не пожал, а, осторожно повернув ладошкой вниз, так же осторожно поцеловал.

«– Настоящий дамский угодник, – улыбаясь своим мыслям, подумала Алиса, – долго сердиться на такого обходительного и любезного (хотя циничного и язвительного) «кавалера» нет никакой возможности…».