Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
– Снаружи
– Но застыв на месте.
– Да, замер. Снаружи.
– Спасибо вам, офицер.
Обращаясь к судье Стонвилер сказал
– С вашего разрешения, Ваша честь, я хотел бы провести небольшой эксперимент.
Судья Блик нахмурился.
– Причуды, советник?
– Вовсе нет, Ваша честь. На самом деле все очень просто. Можно?
– Приступайте, адвокат – сказал судья Блик, – но будьте осторожны.
– Спасибо, Ваша честь.
Стонвилер повернулся и направился к боковой двери, которая, как знал судья, вела в небольшой зал ожидания. Открыв дверь, Стонвилер сделал жест рукой кому-то
– С разрешения Судьи я хотел бы попросить помощи у офицера Фейха. Офицер?
Фейх неуверенно посмотрел на судью Блика, но судья уже слабо надеялся на то, что может произойти что-то интересное. Все, что он сказал было
– Все зависит от вас, офицер. Вы можете помочь советнику, если пожелаете.
Офицер задумался, недоверие сочилось из каждой поры на его теле.
– Что я должен делать?
Стонвилер показал.
– Просто поднимите эти два телевизора – сказал он, – и вынесите их в зал ожидания.
Лоб офицера сморщился.
– Какой в этом смысл?
– Возможно даже никакого – признал Стонвилер с неожиданной скромной улыбкой.
– Мы не узнаем, пока не попробуем.
Офицер еще раз хмуро взглянул на судью, потом на телевизор и после на дверь. Он выглядел нерешительным. Затем он посмотрел на подсудимого Дортмундера, бессильно упавшего в кресло, и вдруг уверенная улыбка коснулась его губ.
– Отлично – сказал он. – Правильно.
– Спасибо, офицер. Стонвилер отступил назад, как только Фейх поднялся и направился через зал суда к телевизорам. Взял их за ручки и, делая вид что совсем не ощущает их веса, он приблизился к двери. Он замешкался, стоя лицом к двери, его руки были заняты ТВ. Он поставил один из них вниз, толкнул дверь, и она распахнулась. Быстро, чтобы успеть, прежде чем она вновь закроется, он схватил ТВ, но дверь захлопнулась. Тогда он решил попробовать выйти, толкая ее своей спиной.
– Замрите! прогремел Д. Рэдклайф Стонвилер, указывая наманикюренным пальцем на офицера Фейха, который послушно замер с телевизором в каждой руке. Часть его пятой точки торчала в проеме. Дверь качнулась, замерла на мгновение и вернулась в исходное положение, ударив сотрудника полиции Фейха по заднице. Стонвилер, палец которого по – прежнему указывал на окаменевшего Фейха, обратился к судье.
– Ваша честь, кричал он, словно Бог из горящего куста к Моисею,
– Я оставляю это на ваше усмотрение. Этот человек выходит или входит?
Глава 2
Мэй спросила, «И судья поверил в это?»
Дортмундер в замешательстве покачал головой. Все произошедшее до сих пор трудно поддавалось логическому объяснению.
Мэй смотрела, как он трясет головой и кивнула своей собственной, нахмурившись, не уверенная, что поняла. «Судья не поверил в это», предположила она.
«Я не знаю, что подумал суд», сказал ей Дортмундер. «Все в чем я уверен это то, что я появился дома на шесть лет раньше».
«Все, что тебе нужно это пиво», решила Мэй и
Дортмундер откинулся на спинку мягкого кресла, сбросил свои ботинки, расслабляясь в неряшливой обстановке своей собственной комнаты. Это был не тот адрес, который он дал в суде и живет он здесь не один. Такова была политика Дортмундера: никогда не говорить властям правду. Это был его дом, его крепость, его убежище от ударов судьбы. Однако ни за что на свете он не планировал провести в ней свои последние дни. Сбросив обувь, положив ноги на старый темно-бордовый пуфик, он наблюдал, как Мэй несет банку пива из кухни. «Дом, милый дом», сказал он.
«Дай спички». Она держала новую сигарету в уголке рта. Он протянул ей коробок спичек в обмен на банку пива, сделал большой глоток, пока она поджигала. Мэй была заядлой курильщицей. Она выкуривала сигарету настолько, что оставшегося окурка было недостаточно, чтобы от него зажечь следующую и как результат семейство Дортмундер–Мэй всегда испытывало спичечный кризис. Дортмундер был единственным вором в мире, подчистив кассовый аппарат или сейф какой-нибудь фирмы, делал паузу, чтобы наполнить свой карман рекламными коробками спичек. Мэй устроилась в другом кресле, поставила пепельницу на свою левую руку, выдохнула дым, который окутал ее, словно облаком, наклонилась вперед из дымовой завесы и сказала:
«Расскажи мне об этом».
«Это безумие», ответил он ей. «Это не имеет никакого смысла».
«В любом случае расскажи мне».
«Пришел этот адвокат – Д. Рэдклайфа Стонвилер».
Дортмундер нахмурившись, думал. «Я видел его в газетах или где-то еще».
«Он знаменитость!»
«Да, я предполагал. Во всяком случае, он вошел и сказал, Оkay мистер Дортмундер, у нас часа полтора, чтобы состряпать историю».
«И что ты сказал?»
«Я ответил ему, что он может готовить даже полтора года и это не имеет значения, какую историю он получит, потому что готовое блюдо будет полной ерундой».
«Разве ты не знал кто он?»
«Я заметил, что он был каким-то состоятельным типом-адвокатом», признался Дортмундер. «Некоторое время я думал, что он просто ошибся дверью. Я попробовал сказать ему об этом, посмотри мое имя Дортмундер, я из B&П (Взлом и Проникновение).
И он заботливо попросил, «Расскажи мне об этом». И, в конце концов, я рассказал ему об этом. Копы держали меня мертвой хваткой, так я сказал ему. Он кивнул и ответил, что все хорошо. «Когда ситуация идет жестко, она заставляет жестко думать». А я ответил, что знаю, куда иду и это в северной части штата».
«Это была не самая лучшая манера разговора с Д. Рэдклайфом Стонвилером».
«Я не чувствовал радости».
«Конечно», согласилась Мэй. «Что же было дальше?»
«Этот Стонвилер», сказал Дортмундер, «он заставлял меня повторять снова и снова подробности того, что произошло, а затем он вышел, чтобы сделать телефонный звонок.
Когда он вернулся, с ним был худой маленький парень по имени Джордж».
«Кто такой Джордж?»
Стонвилер сказал, «Это мой эксперт по фильмам. Расскажи ему историю, Джордж. И он изложил мне весь сюжет этого фильма о секс-клубе, чтобы я смог рассказать о нем, если судья потребует доказательств. Только я не думаю, что это законно даже в суде, рассказывать такую историю. Действительно ли они сняли фильм, где девушка снимает девушку?»