Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
– Прогулка вверх на гору с правой стороны. Грисволд, следуй за нами на их машине и освещай нас фарами.
Трое заключенных, ведомых Зейном и Покьюлеем, едущим на их авто, поднимались на гору, черные тени которой – длинные темные линии, удлинялись впереди них. Повернув за Зейном еще раз вправо, он оказались в обветшалых, поросших мохом развалинах, которые, по-видимому, когда-то были довольно большим замком. Поначалу все, что они смогли рассмотреть, это были несколько булыжников в каменной стене, напоминающей ранние проекты для Стоунхенджа, но потом Покьюлей
Зейн воспользовался фонарем, чтобы провести их через старый дворик к серой каменной стене, за которой обветшалые ступеньки вели вниз. Внизу тяжелая дверь в форме перевернутого щита была открыта, и они вошли в липкий пустой каменный коридор, конец которого терялся во мраке. Фонарик Зейна подсказал ему, как пройти по этому коридору и затем войти в дверь слева. За ними послышался тяжелый скрежет петель, когда Покьюлей закрывал дверь наверху.
Они очутились теперь в большой загроможденной комнате. Зарешеченные окна располагались вдоль одной стены очень близко возле потолка. Левая и передняя часть комнаты была наполнена разваливающейся мебелью, кучами деревянных ящиков и картонных коробок, стопками газет, остатками доспехов и старого оружия, подставками для кружек, кувшинов и бутылок, множеством гниющих флагов, каминными часами, подсвечниками и каждая щель была заполнена какой-нибудь безделушкой. С правой стороны было свободное место, своего рода полукруг перед огромным глубоким камином.
Здесь каменный пол был покрыт выцветшим старым ковром, на котором стояло несколько массивных, на первый взгляд не слишком удобных стульев и столов. Три свечи пылали на высокой каминной полке, и перед камином стоял выглядевший беспокойным Ян Макдоу.
– Итак, это правда, – сказал он, как только они вошли.
– Как я тебе и говорил, – сказал Зейн, прихрамывая на одну ногу, а за ним дверь закрыл Покьюлей.
– Ты выбрал хорошее место, – сделал комплимент Келп, улыбаясь своей бодрой улыбкой. – Должно быть, уборщице приходится здесь не сладко.
Дортмундер бросил на Покьюлея обвиняющий взгляд и произнес:
– Я разочарован в тебе. Я знал, что те двое не были хорошими людьми, но я думал, что ты честный человек.
– Дело в тех десяти тысячах, что ты дал мне, – ответил Покьюлей, избегая смотреть в глаза Дортмундера. – Деньги – это странная вещь, – добавил он, немного и сам удивившись, – чем больше их есть у тебя, тем большее их хочется. Я никогда не знал, что хочу сто тысяч долларов, пока не получил десять тысяч.
Между тем, Макдоу, все еще обеспокоенный, спросил у Зейна:
– Теперь, когда мы поймали их, что же нам делать?
– Ничего, – ответил Чонси. – Будет публичное разбирательство по поводу картины, Макдоу, между тобой, мной и страховой компанией. Что произойдет с твоей продажей, если я исчезну прежде, чем все прояснится?
Макдоу провел костяшками пальцев по своим губам и прочистил горло:
– Ты не должен был следить за нами, – угрожал он.
– Это моя картина, –
– Разделить на шесть кусков? Человек, мужчина, который даже не оплатил мой счет за гостиницу!
– Эти два уже оплачены, – защищался Чонси и указал на Дортмундера и Келпа таким жестом, которого было достаточно, чтобы Дортмундер осознал: произошла перегруппировка игроков, а он и Келп остаются «за бортом».
Так же невзначай Дортмундер согласился:
– Все верно. Мы просто пришли, чтобы помочь Чонси, так что теперь мы, пожалуй, оставим вас торговаться без лишних свидетелей…
– Нет, нет, Дортмундер, – прервал его Зейн, улыбаясь поверх оружия. – Не спеши уходить.
Раздраженный Чонси спросил:
– Почему «нет», Зейн? Они ничего не хотят, пускай уходят.
– С тем, что они знают? – Зейн покачал отрицательно головой. – Они все еще могут заработать деньги, Чонси. От твоей страховой компании, например.
Чонси пригвоздил Дортмундера внезапным острым взглядом, и Дортмундер сказал ему:
– Ты знаешь лучше, чего мы хотим на самом деле. Все, что мы хотим – стоимость нашего авиаперелета, и мы в расчете.
– Мне некогда думать о тебе сейчас, Дортмундер, – ответил Чонси и покачал головой, как будто отгонял от себя мошек.
– Г-н Чонси, – начал Келп. – Я не для этого спал полторы недели под комодом, чтобы со мной поступали таким образом.
Но Чонси не слушал. Он повернулся к Макдоу и потребовал:
– Я хочу мою картину.
– Купи ее на аукционе.
– Я уже заплатил за нее. Она моя.
– Я не отдам ее тебе, – парировал Макдоу, – и на этом точка. И я даже не отдам тебе львиную долю денег.
Вмешался Дортмундер:
– Почему бы не сыграть в «страховую игру» еще раз?
Все посмотрели на него.
– Что за «страховая игра»? – спросил Макдоу.
– Ты вернешься в Parkeby-South, – сказал ему Дортмундер, – и скажешь, что ты волнуешься по поводу произошедшего ограбления и хочешь, чтобы те же эксперты пришли и взглянули на картину. Они так и сделают, обнаружат фальшивку, а ты заявишь, что оригинал был похищен во время последнего ограбления…
– Которое и произошло, – отметил Макдоу горько.
– Таким образом, тебе даже не придется лгать. Страховая компания галереи заплатит тебе, так что у тебя появятся деньги. Затем ты продашь Чонси оригинал за несколько долларов, и все будут счастливы.
На лице Макдоу явно читался интерес, а также и на Чонси, но Зейн вставил свои две копейки:
– Это мило, Дортмундер, но не сработает.
– Конечно, сработает.
– Страховые компании не платят дважды за одну и ту же картину, – сказал Зейн.
И это был серьезный недостаток в доводах Дортмундера, который уже знал об этом ранее, но он все же пытался сделать все от него зависящее в данной ситуации:
– Им придется заплатить, – настаивал он. – Как страховая организация галереи может отказаться от выплаты для Макдоу, если все знают, что картина была оригинальной?