Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
— Почему? А как еще?
— Ведь здесь недалеко, — объяснила Мэй. — Мы могли бы прогуляться и пешком.
Неохотно признав поражение, мама Марча убрала руку от счетчика.
— Ладно, — согласилась она великодушно. — Придется рискнуть.
И она отвезла Мэй прямо к посольству Вотскоэк.
На парковке, напротив ограждения из проволочной сетки виднелась только одна машина. На ней не было красно-бело-голубых дипломатических номеров, поэтому, судя по всему, она принадлежала двум частным охранникам, что стояли за воротами, словно задержанные нелегальные эмигранты. Мама Марча припарковалась рядом, но не глушила мотор, готовая к любым неожиданностям
Мэй подошла к воротам. Охранники уставились на нее сквозь решетку как коровы.
— Это посольство Вотскоэк?
Мужчины обменялись взглядами. Либо они не были уверены, что это и есть посольство либо сомневались, что нужно признать это. Наконец, один из них взглянул на Мэй, кивнул и ответил:
— Закрыто.
— Мне нужна виза, — возразила Мэй.
— Закрыто.
— Ладно, тогда, где я могу получить мою визу?
— Закрыто.
— Я должна увидеться с кем-нибудь, чтобы забрать визу.
— Закрыто.
Мэй обратилась к другому мужчине:
— Мне кажется или вашему другу нужно обратиться к доктору? Он повторяет одно и то же.
— Леди, — начал охранник номер два, который был явно умнее своего коллеги, — вам же ответили. Посольство закрыто.
— Но как может посольство быть закрыто?
— Может, — и охранник махнул рукой.
— Там есть кто-нибудь?
— Нет, — ответил мужчина, тот, что сообразительнее, — все покинули здание. Сели в свои дипломатические авто, ранее припаркованные вон там, целая группа людей, сказали никого не впускать и уехали.
— Надолго?
— Не сказали.
У второго охранника снова «зажевало ленту»:
— Закрыто.
— Все в порядке, — успокоила его Мэй. — Ты выполнил свою часть работы. Просто постой там, — а наделенному сознанием работнику она сказал: — Они взяли кого-нибудь с собой.
— Например, кого?
— Не знаю. Человека, который не похож на них, не из их окружения. Не вотскоэкане или как там они себя называют.
— Вотскоэкс, — поправил умный охранник. — Вот как они говорят о себе. И, буду с вами откровенным, мне кажется, все они на лицо одинаковы. Вот как было дело: они вышли, одетые в свою униформу, с чемоданом в руках и сказали, чтобы я все запер, а затем уехали. Мой товарищ и я только что заступили на дежурство. Мне кажется, в предыдущую смену возникли какие-то трудности, но ребята отказались говорить об этом. Может быть, им просто дали пару баксов, чтобы те держали рот на замке. Счастливчики.
— Без сознания, — вмешался бессознательный охранник.
— Верно, — согласился его энергичный приятель. — Возможно, распространилась какая-то инфекция или что-то в этом роде. С ними также был доктор, ну, по крайней мере, он напоминал врача. Теперь такого можно встретить лишь в старых фильмах или…
— Ты говорил что-то об обмороке, — прервала его Мэй. Женская интуиция подсказывала ей, что это имеет прямое отношение к Джону.
— Да-а. Он был одет в точно такую же униформу, как и остальные. Шляпа прикрывала его глаза, но и так было заметно, что паренек был без сознания. Двое мужчин вынесли его, держа под руки, как будто он шел. Он храпел. «Он живой», — подумала Мэй
— Но куда они направились? — спросила женщина.
— Без понятия, — ответил привратник. — Все, что я знаю, так это то, что мы будем стоять здесь и оказывать наши услуги до тех пор, пока у них не закончатся деньги. Я не беспокоюсь о тех людях в ООН. Я имею в виду, меня не волнуют их проблемы. Ведь они приглашают всех этих иностранцев, создают им условия и
После такого рода насмешки и презрения, трудно было добавить что-то еще. Мэй за все это время узнала одновременно гораздо больше и гораздо меньше, чем хотела.
И прежде чем из охранника, как из рога изобилия посыплется другая ненужная информация: его отношение к НЛО или к асбесту, его мнение относительно системы голосования сторонников какой-либо партии перед съездом партии для выдвижения кандидата в президенты; или еще что-нибудь из его «списка» — Мэй решила, что пора выбираться отсюда.
— Спасибо, тебе, — поблагодарила она. — Спасибо, вам обоим. Попробую в другой раз.
— Как я вам и говорил, — вмешался первый охранник, — закрыто.
— Да, вы говорили, — согласилась Мэй. — Я помню, — и она направилась к такси.
Очутившись на заднем сиденье, она произнесла:
— Они забрали его. Он живой, но без сознания.
Рука у мамы Марча зудела, но она все же не почесала ее о счетчик:
— Без сознания?
— Он храпел, — объяснила Мэй. — А где есть храп — есть и надежда.
22
Дневник узника — День Второй.
Заключенный провел беспокойную ночь, прислушиваясь к отдаленным крикам. Он пытался убедить себя, что неподалеку стояла церковь, колокола которой звучали как человеческие вопли. Однако не очень в этом преуспел.
Флуоресцентное освещение на потолке не выключили. Такой свет не способен согреть.
С первыми лучами рассвета узник провалился, наконец, в глубокий тяжелый сон, из которого его вывел почти сразу же сильный шум, лязг замков и цепей. Вошло четыре человека. Те же лица, что приходили сюда вчера. Пока двое заключенных в некогда белой одежде ставили стол на тоже место, что и прошлой ночью, солдаты подошли и пинком разбудили арестанта. Он неуклюже откатился подальше от них и закутался в убогое одеяло, которое не согревало его ночью — а здесь было очень прохладно — и не смягчало твердость пола. А теперь он еще и споткнулся об него.
Тем не менее, он поднялся на ноги, посмотрел вокруг и произнес:
— Мне действительно нужно почистить зубы. Это очень важно.
Лингвистического чуда с этой толпой не произошло. Ответом на его попытку завязать разговор были лишь те же немые, враждебные, с широко открытым ртом, лица. Качая взъерошенной головой, пленник сделал шаг и наткнулся на стол. Он нашел там такую же еду, что и прошлой ночью: зеленая слизь и прозрачная жидкость. Узник подхватил чашку со светлым напитком, надеясь, что он, как и вчера, окажется обычной водой и направился к крошечной дырке в середине комнаты. Сначала он окунул правый указательный палец в жидкость, а затем потер им замшелые зубы. Конечно, у пальца не было щетинок и он не мог в полной мере заменить щетку, но все же лучше это чем ничего.