Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
От кого-то в машине повеяло запашком. Это поначалу раздражало узника, пока тот не осознал, что этим вонючкой был именно он и настроение его улучшилось. Самая грязная месть — самая сладкая.
Минут пять или десять машина двигалась по удивительно гладкой дороге. К узнику обратился Краловц, по-видимому, с переднего сиденья:
— Честно говоря, Диддамс, мне жаль видеть тебя в таком плачевном состоянии. За те последние две встречи я проникся к тебе симпатией. Мне понравилась одна из наших бесед. И теперь, разоблачив твою связь с Тсерговией, я действительно опечален. Могу лишь предположить,
Тишина, что воцарилась после такого рода заявления, провоцировала ответ, но заключенный не мог сосредоточиться, поэтому тишина тянулась и растягивалась, пока не лопнула.
— Позвольте мне, мистер Диддамс, рассмотреть ситуацию в перспективе. Как ответственные за сохранность бедренной кости Святой Ферганы или более уважительно и трепетно — смотрители священной реликвии, мы не только достойны любых наград, которые может принести наша самоотверженная забота, но заслуживаем на мирную жизнь в нашей стране. И не только в нашей. Скажу вам, мистер Диддамс, без преувеличений, что здоровье и благополучие — каждого мужчины, женщины и ребенка внутри этого Закарпатского региона зависит от независимости и внутренней безопасности Вотскоэк.
Присутствующие согласились с Градецом — «верно, верно» и погрузились в собственные мысли, глядя в окна, по какой-то «неведомой» причине открытые.
Наступила очередная пауза, которую своим громким вздохом нарушил Краловц:
— Очень жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, Диддамс. (Интересно, какие мыслительные процессы подталкивали его к выбору Диддамс или мистер Диддамс).
Когда и эта попытка завязать разговор не увенчалась успехом, Краловц решил сделать замечание водителю на своем родном гортанном языке. Тот сразу же увеличил скорость и вскоре резко повернул вправо, и они начали двигаться вверх.
И Краловц заговорил снова:
— Хочу показать тебе что-то, Диддамс. Мы сделаем небольшой крюк. Все же не могу поверить, что такому мужчине как ты чужды честность и искренность. Ты, как и все мы, должен желать лучшего для всего человеческого рода. Мы встретились, ты и я, мы разговаривали, поэтому я не могу ошибаться в тебе.
Кто знает.
Какое-то время они поднимались наверх. Предполагалось, что Вотскоэк это горная страна, так и оказалось. Вскоре авто замедлило движение, захрустел гравий и оно остановилось. Открылись двери.
— Вот мы и на месте, — произнес Краловц с такой интонацией, как будто кто-то мог в этом сомневаться.
Множество рук устремилось к заключенному, чтобы помочь ему выйти из машины, встать крепко на ноги и отряхнуться. Когда с глаз убрали повязку… вот это вид! Боже, если бы у него была сейчас камера!
Они стояли на площадке рядом с изогнутой двухполосной дорогой, что убегала высоко вверх, на горный склон, подножье которого было устлано галечником. Но, то была не обычная скалистая или каменистая гора, какую он ожидал увидеть. Эта возвышенность была зеленой, как банкнота, как сосны и трава вместе взятые. По краю дороги росли полевые цветы и ни одной постройки вокруг.
Пожалуй, одна все же имеется, и она находится на юге — нет, на востоке — нет, э-э…
Утро только
Еще одним явным артефактом являлся автомобиль, на котором они прибили сюда. Небольшого размера — а это арестант уже знал — черного цвета, иностранного производства — мелкими простыми хромированными буквами было выложено название «Лада» — номерной знак оказался черного цвета с серебряными «V 27».
Вокруг машины стояли двое солдат из его прежней темницы и Градец Краловц. Термент из «Гордость Вотскоэка» сегодня выполнял функции водителя, поэтому сидел за рулем, в то время как другие вышли немного поразмяться.
Не стоит заморачивать себе голову людьми, лучше наслаждаться пейзажем. Всего в нескольких шагах от них высилась гора, покрытая хвойными деревьями, зеленью и цветами, что каскадами сбегали вниз. Через дорогу, напротив узник заметил еще две таких же горы. У подножий деревья срубили, дабы освободить место для длинных зеленых лент — лугов.
Посол взял под руку узника и показал в сторону «солонки» и «перечницы»:
— Ты видишь? Это и есть Тсерговия.
Арестант заметно оживился. Тсерговия? На самом деле не так уж и далеко. Если он сможет добраться вон туда, очутиться в Тсерговии, то с помощью нескольких имен — как хорошо, что он наконец-то научился без запинки выговаривать Грийк Крагнк, а это удалось ему быстрее, чем он ожидал — он в итоге отыщет представителей власти, а он уж точно не оставят его в беде. Если бы только добраться до нее.
Ну, по крайней мере, теперь-то он знал, где эта страна находится — на юго-западе.
— А это, — продолжал Краловц, не подозревая, что заключенного кроме расположения Тсерговии больше ничего не волновало, — Вотскоэк, — и он махнул рукой в сторону погруженных в зелень гор. — Теперь ты понимаешь, Диддамс?
Нет, и узник произнес это вслух.
— Разве ты не узнаешь тех башен? Извини, я думал, все их знают. Они принадлежат атомной станции. Весь военно-промышленный комплекс передали Тсерговии.
«Значит, сумма взятки составила приличную сумму», — подумал узник.
— Различные болезни свирепствуют в Тсерговии: рак, лейкоз, врожденные пороки, — продолжил Краловц, — и всей этой устаревшей ядерной установкой руководить беспомощный, невнимательный и неквалифицированный чиновничий аппарат. Загрязняется воздух, отравляются озера и реки, погибают посевы, дикая природа на грани исчезновения. Вот какой путь выбрала Тсерговия, и они хотят навязать его и нам. Не допустите ошибку, Диддамс. Если благодаря закулисным методам они войдут в ООН, то мы окажемся беспомощны. Нищие, без друзей и помощи, на милости нашего исторического врага. Все, что вы сейчас видите перед собой, все, что очень дорого нашему народу будет раздавлено тяжелым сапогом Тсерговии. Вот за что мы боремся, Диддамс. Правда, справедливость и независимость Вотскоэк!