Весь Карл Май в одном томе
Шрифт:
Я стоял между Виннету и его сестрой. Ншо-Чи сменила девичий наряд на мужской, и теперь ее сходство с братом стало еще заметнее. Непокрытые волосы она завязала узлом на макушке, как брат. На поясе висело несколько разных мешочков, нож и пистолет, на плече — ружье. В этом новом, вышитом разноцветными нитками и украшенном бахромой наряде девушка выглядела воинственно, но в то же время очень женственно и привлекательно, отчего все взгляды были устремлены на нее. Поскольку на мне был такой же костюм, то мы все трое стали похожи друг на друга.
Кажется, услышав странные звуки из фургона, я немного скривился, на что Виннету заметил:
—
— Я никогда не смеюсь над обрядами, даже если ничего не понимаю.
— То, что ты сейчас услышишь и увидишь, будет спором двух сил: злого рока и счастливой судьбы.
И он начал объяснять мне символику звуков, а потом и жестов, и движений шамана. Фырканье прекратилось, и послышалось протяжное завыванье, прерывающееся легкими всхлипами. Страшное завыванье означало, что шаман видит впереди неприятности, а мягкие всхлипы говорили о добрых силах. Это продолжалось довольно долго; вдруг шаман выскочил из фургона и пустился как сумасшедший с диким ревом бегать по кругу. Затем слегка сбавил темп, перестал выть, напускной страх прошел, и он начал медленный замысловатый танец, сопровождающийся монотонным пением. Его лицо скрывала маска, тело было обвешано разными странными и даже жуткими предметами. Вскоре танец и пение постепенно прекратились, шаман присел, спрятал голову и долго сидел, не двигаясь и не говоря ни слова. Наконец резко поднялся и поведал зрителям то, что ему было дано увидеть в будущем.
— Слушайте, слушайте, сыновья и дочери апачей! Вот что открыл мне Великий Дух Маниту! Вожди Инчу-Чуна и Виннету и наш бледнолицый вождь Сэки-Лата уезжают со своими белыми и краснокожими воинами, чтобы отвезти в город белых молодую дочь нашего племени Ншо-Чи. Добрый Маниту будет оберегать их во время пути, и они возвратятся счастливо домой. Ншо-Чи останется там, а потом тоже вернется. Но одного из них мы не увидим больше никогда.
Он замолчал и опустил голову, чтобы выразить свое сожаление по поводу грустного пророчества.
— Уфф! Уфф! Уфф! — пораженные краснокожие заволновались, но никто не посмел задать вопрос: кого?
Колдун молчал, и Сэм Хокенс не выдержал:
— Кто же не вернется? Скажи нам, шаман!
Тот погрозил ему рукой, повременил, затем поднял голову, остановил свой взгляд на мне и воскликнул:
— Лучше бы меня не спрашивали! Я не хотел говорить, но любопытный бледнолицый, Сэм Хокенс, заставил меня открыть его имя. Мы больше не увидим Сэки-Лату! Смерть настигнет его. И пусть те, кому я предсказал счастливое возвращение, держатся от него подальше, если не хотят тоже умереть! Рядом с ним они в опасности, а вдали — спасены! Это открыл мне Великий Дух! Хуг! И он вернулся в фургон.
Краснокожие, глядя на меня, громко выражали свое сочувствие.
— Что этому бездельнику пришло в голову? — возмутился Сэм. — Вы умрете? Только такая глупая башка могла до такого додуматься! У него все мозги высохли! С чего он это взял?
— Лучше спросите, что за этим кроется! Он не любит меня, ни разу не заговорил со мной. Впрочем, я платил ему тем же и просто не замечал его. Боится, как бы мое влияние на вождей не перекинулось и на остальных, а тут подвернулся подходящий случай, вот он и напророчил мне беду.
— Ну, я ему сейчас задам! Пара хороших тумаков…
— Стойте, Сэм! Не стоит принимать глупости так близко к сердцу.
Инчу-Чуна,
— Братья мои и сестры! Слушайте меня! Наш брат шаман умеет заглядывать в будущее, и то, что он предвидел, часто сбывалось. Но мы не раз убеждались, что он тоже ошибается. Обещал во время засухи дождь, но тот до сих пор не прошел. А перед последним походом на команчей сулил нам большие трофеи, а мы же, одержав победу, получили лишь несколько старых кляч и три дрянные винтовки. Советовал прошлым летом идти на реку Тояли, где пасутся стада бизонов, и мы последовали его совету, но добыли так мало мяса, что зимой чуть не умерли с голоду. Я могу вспомнить и много других случаев. Увы, зрение порой ослабевает. Может, он и сейчас ошибается, когда говорит о нашем друге, Сэки-Лате. Я предаю его слова забвению. Призываю сестер и братьев моих поступить точно так же. Посмотрим, сбудутся ли они.
И тут неожиданно вмешался Сэм:
— Не будем ждать, и не надо ждать, потому что есть способ сразу проверить, правду ли сказал шаман.
— О каком способе говорит мне мой бледнолицый брат? — удивился вождь.
— Сейчас скажу. Не только у краснокожих имеются шаманы, умеющие видеть будущее, и самый великий из бледнолицых шаманов — это я, Сэм Хокенс!
— Уфф, уфф! — удивились апачи.
— Да, да, удивляйтесь! Вы же принимали меня за самого обыкновенного вестмена, и все потому, что вы меня не знаете. Я вам не какой-нибудь первый встречный бродяга. Вы меня еще узнаете! Пусть воины возьмут томагавки и выкопают в земле узкую, но глубокую яму.
— Мой брат хочет заглянуть внутрь земли? — спросил Инчу-Чуна.
— Да, так как будущее сокрыто или в чреве земли, или в звездах. Но сейчас, ясным днем, звезд не видно, поэтому я обращаюсь к земле, доходчиво объяснил Сэм.
Несколько индейцев бросились копать томагавками яму в земле.
— Бросьте валять дурака, Сэм, — шепнул я. — Если краснокожие поймут, что вы водите их за нос, дело может принять совсем нежелательный оборот!
— Я валяю дурака? Вожу за нос? А как называется то, что выделывал тут их шаман? Не водил за нос? Что можно ему, позволительно и мне, чтоб мне лопнуть, уважаемый сэр. Я знаю, что делаю. Отойдите и не мешайте мне колдовать. Если мы ничего не предпримем, то воины, которые пойдут с нами, начнут сторониться нас.
— Вы, конечно, правы, но умоляю вас: не ломайте комедию!
— Никаких комедий не будет! Не волнуйтесь!
И все-таки мне стало как-то не по себе. Я прекрасно знал склонность Сэма к шуткам. Надо было остановить его, но Сэм уже направился к индейцам, чтобы показать, какой глубины рыть яму.
Когда яма была готова, он приказал воинам вернуться на свои места, а сам снял кожаную куртку, застегнул ее на все пуговицы и водрузил над ямой, так что теперь старая хламида напоминала деревянную трубу. Покончив с приготовлениями, он сделал трагическое лицо и воскликнул: