Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Ой, а вы ей ничего не сломали?
Олег Владиславович стал оглядываться. Потом кинулся к забору. В траве валялась измятая шляпа. Он поднял шляпу, отряхнул, расправил и проворчал:
— Может, и сломал, но это непринципиально.
Девушка снова застонала.
Ох и грязной же она была! Будто никогда не мылась. Волосы свалялись. Блузка разорвана, а от горла к животу шел разрез, красный и вспухший, кое-как заживший.
— Надо «Скорую» вызвать, — сказала Верка.
— Вызову, не беспокойся. Беги скорее
— А как вы «Скорую» вызовете?
— Ты мне надоела, крошка, — огрызнулся Олег Владиславович. Он стоял скособочившись, держался за бок, плащ мокрый, вокруг рассыпана картошка.
Олег покрутил шляпу в руках и вытащил из кармана мобильник.
Верка пошла прочь. Она была девочкой, а он подлым дядькой, который имел право приказывать.
Ей хотелось обернуться и крикнуть ему: «Я же тебя, может быть, спасла!»
Вдруг она услышала негромкий голос Олега:
— Ты чуть было все не погубила.
«Почему никто еще ни разу не сказал мне спасибо? — подумала Верка. — Все только и знают — подай, принеси, уходи, сматывайся… А добрых слов не выучили».
Глава 3
Верка сделала первые шаги с неохотой. Ее тянуло обернуться, может, даже побежать обратно. Ей было страшно за Олега Владиславовича.
Но с каждым шагом, отделяющим ее от Советской, желание вернуться усыхало. Верке все больше хотелось спрятаться дома, запереться, включить телевизор, в котором осталось всего два цвета — синий и желтый, и ждать утра.
Ворота в дом, где жила женщина с ребеночком, были закрыты. Что же теперь делать с зонтиком?
Верка остановилась в нерешительности. А потом подумала: ведь дождик идет, что ей, снова промокать, что ли?
Навстречу ковылял Папаня в кроличьей шапке, одно ухо вниз, другое вбок. Ему когда-то давно на арктической полярной станции ногу отморозило, с тех пор пьет на всю пенсию. Дети его из Москвы выгнали. Еще один несчастный человек. И что странно — живет в прошлом. Все хорошо помнит, что в Арктике было и в поселке тоже — лет десять назад. А Папаня — это у него прозвище, а не фамилия.
— Привет тебе, Верунь, — сказал он. — Как твоя бабка — злая колючка?
— Я у нее в больнице была. Скажи, Папаня, а давно в этот дом въехали?
— Таинственная история, — сказал Папаня. — Я заинтригован. Владелец — строитель из люберецких — погиб в своем черном «Запорожце». — И Папаня расхохотался. Ему самому стало смешно, что бывают черные «Запорожцы». — А домишко-теремишко остался бесхозным. Может, и купят. А может, несчастливая собственность, медведь ему в душу!
— Эта женщина купила дом?
— Сомневаюсь. Они позавчера въехали, и, скажу тебе, без багажа. На джипе с чемоданами, но без ничего. Даже мебели не видать.
— Там, наверное, своя есть?
— То ли есть, то ли нет,
Верка не ответила. Папаня отлично знал, если не забыл по пьянке, что Веркина мать погибла.
— Бороться и искать, — торжественно сказал Папаня. — Найти и не сдаваться. Это слова, можно сказать, полярного героя капитана Скотта. Он не сдался, но погиб на обратном пути с Южного полюса. Бороться и искать. Ты свою маму хорошо поискала?
— Я пошла, Папаня, — сказала Верка.
Нос у Папани красный, а на конце повисла капля — дождевая, наверное.
— Я не шучу, — сказал Папаня. — У меня есть предчувствие, что жива твоя мамаша, душевный человек крайней красоты и обаяния. Ты ее не помнишь?
— Почему не помню? — взъярилась Верка. — Мне семь лет было. Я все помню.
— Тогда — бороться и искать. Искать и искать! Мы в Арктике только так и боролись. Только не всех нашли. Папанина нашли, а Леваневского не отыскали. Тебе понятно? — Он не стал ждать ответа, а добавил: — Пойду, а то ларек закроют, и останусь я на всю ночь без живительной влаги. А если моя любимая явится во сне, а я трезвый?
Тявкнула сирена «Скорой помощи».
Верка обернулась. Белая машина с красной полосой тормозила у входа в переулок. Значит, Олег вызвал все же к бомжихе врачей.
Даже стало легче.
Неожиданно ворота коттеджа приоткрылись, и в щель протиснулся ребеночек.
— Что? — крикнуло дитя. — Что происходит?
Дитя смотрело на Верку настойчиво и пристально, как сова.
— Прости, — сказала Верка. — Я зонтик хотела отдать.
— Оставь себе, — махнул рукой ребенок.
Верка кинула ему зонтик. Вот и хорошо — все сомнения позади.
Она быстро пошла к дому.
— Ты куда побежала? — возмутился ребеночек. Он шустро обогнал Верку и побежал перед ней задом наперед. Это было неприятно, к тому же Верка никак не могла понять, мальчик оно или девочка.
— Ты не спеши, — говорило дитя. — Домой лучше не ходи. Ради твоего же блага предупреждаю. Не ходи, в Москву поезжай. К мамке-папке поезжай. А то некоторые недовольны.
Верка его не испугалась.
— Отстань ты! — сказала она. — Ну отстань! Не до тебя.
Ребеночек повернулся и побежал сбоку.
На нем была красная панамка, промокшая от дождя, на голых ножках, торчащих из коротеньких шортиков, сандалии. А лицо непонятное — то ли мальчик, то ли девочка, то ли вообще лилипут.
Когда Верка дошла до своего дома, она услышала шум машины. Она успела оглянуться — где-то вдали проехала «Скорая».
— Кого там обидели? — спросил ребеночек.
Он произносил слова со взрослыми интонациями, будто взрослый лилипут изображал ребенка.
Верке вдруг захотелось пройти мимо своей калитки, чтобы не показывать ребеночку, где она живет.