Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
В сущности, ни ему, ни остальным не хотелось сидеть без дела. При этом заняться здесь было совершенно нечем: только сидеть и ждать, пока ситуация разрешится. Для мужчин тяжело; для Саскии, чья работа до недавнего времени состояла именно в том, чтобы ничего не предпринимать даже в самых критических ситуациях, не то чтобы приятно, но хотя бы привычно.
Разумеется, все это должно скоро разрешиться — так или иначе. Напавшие выиграли время, отключив всю электронику в округе, и, по-видимому, хотят выиграть еще немного времени, взяв заложников. Но сколько они протянут? Несколько часов, самое большее сутки. Скорее всего, кавалерия уже в пути; просто путь сюда неблизкий. Ждать — вот все, что остается.
Так что Саския спустилась на Минус Пятый
Много лет назад Руфуса раздражали белые армейские друзья, ждавшие от него какого-то особенного, типично индейского — по их представлениям — поведения. В те дни он еще не развил теорию, которую излагал Саскии в поезде: о том, что команчи — не племя, а образ жизни и состояние души, что «команчность» передается, как вирус, из мозга в мозг; первыми ее подхватили техасские рейнджеры, а за ними — вся Америка. Во времена двух мировых войн и дальше, вплоть до шестидесятых, старозаветные христианские ценности и откровенный расизм еще сдерживали эту эпидемию, но дальше барьеры пали один за другим, и не успели американцы оглянуться — смотришь, уже парни в красно-бело-голубой боевой раскраске и с причудливыми конструкциями на головах (шлемы как у викингов, уверяют медиа, но Руфус-то знал, что такие шлемы носили равнинные индейцы) штурмуют и грабят Капитолий. Точь-в-точь как команчи во время набегов, эти ребята там не задерживаются. Не пытаются водрузить на купол Капитолия свой флаг или еще что-нибудь такое. Просто являются из тьмы, наносят удар по демократии — и растворяются в безбрежных просторах американских дорог, мчатся прочь на стальных конях, унося с собой несколько полицейских скальпов. Впрочем, в те времена Руфус едва ли смог бы внятно изложить свою теорию белым братьям по оружию. Ему не хватало интеллектуального багажа, чтобы объяснить и доказать, что команчи все-таки выиграли долгую войну — ту войну, что ведется в умах и сердцах.
А ведь до какой-то степени его теория объясняет и то, что происходило сейчас. Как вышло, что им, американцам, поджарили задницу агрессоры с другого конца света, тщательно спланировавшие нападение? Похоже, такова судьба всех воинственных и свободолюбивых племен. Окружающему миру они попросту не нравятся. И если слишком уж буйствуют и начинают создавать проблемы — кто-нибудь является и наводит порядок. Так поступили белые с индейцами, истребив бизонов. А теперь так же поступают индийцы (другие, из Индии) с белыми, отключив всю их электронику.
Обо всем этом Руфус размышлял, пока ехал вверх по долине и пытался понять, что происходит с орлами. В былые дни у его индейских предков не было ни раций, ни GPS, ни дронов. Чтобы понимать, что творится кругом, им приходилось наблюдать за миром вокруг себя — по большей части природным миром. Делать предположения и догадки. Совсем как впередсмотрящим с «Пекода», что чувствовали направление ветра и волн и по одному далекому фонтану угадывали кита.
Ему, конечно, до всех этих ребят далеко. Но кое-что ясно как день даже недотепе вроде него: например, что сокольники наверху выпустили Скиппи. Может, увидели в бинокль Пита, а может, это просто счастливое совпадение. Следом вылетела Нимрод. Скиппи, поднявшись в воздух, увидела Пита и его узнала. Трудно понять, как ей это удалось с такой высоты: но Руфус уже усвоил, что выражение «глаз как у орла» возникло не случайно и что зрение орлов превосходит все пределы возможного. Скиппи различила одинокую человеческую фигуру, шагающую к Центральному, там, где Руфусу для этого потребовался бы телескоп. И узнала своего хозяина — если и не с первого взгляда, то чертовски быстро. Она бросилась к Питу. Увидела, что его окружают дроны. И — хоть Руфусу со своего места сложно было разглядеть детали — разделала их под орех! Минуту спустя подлетела Нимрод. Досталось добычи и на ее долю: возможно, это были новые дроны, поспешившие на выручку к предыдущим?
После этого Пит сменил курс и двинулся туда, где, как
— Я с ним разговаривал! — закричал Пит во все горло, едва оказавшись в зоне слышимости.
— С Большим Лососем?
Пит кивнул. Он стоял, согнувшись, упершись ладонями в колени, часто дышал и выпаливал слова с перерывами.
— Если по этим горам… не бегают двое Геркулесов в тюрбанах… значит, с ним.
— Куда идет?
— К Шестиствольнику.
— Ну кто бы сомневался!
— Рэд… послушай…
— Слушаю, слушаю.
— Хочу тебе сказать…
— Валяй.
— Он что-то тащит на спине. В рюкзаке. Очень тяжелое.
— Откуда ты знаешь?
— Видно. По тому, как двигается. И когда его снял и поставил на землю…
— Ясно. Какие-то признаки, что это может быть?
— Никаких! Но, Рэд, боюсь, дело серьезное. Очень серьезное.
Руфус испустил вздох и уставился вдаль. Вопросов куда больше, чем ответов. Впрочем, отвечать на них и не нужно. Главное он уже знает: точно, без сомнений, без колебаний знает, что Пит прав. Эта последняя деталь все объясняет. Как вывести из строя Шестиствольник? Бомбить его с воздуха бессмысленно — весь механизм под землей. Можно было заслать десантников, чтобы они спустились в шахту и физически все там разнесли. Но это открытая война. А если отправить одного-единственного человека, но дать ему с собой…
— Вот что! — объявил Руфус. — Я еду туда и постараюсь его остановить. Поднимись наверх, к остальным, расскажи им то, что рассказал мне. А потом убирайтесь. Держитесь с наветренной стороны, так, чтобы между вами и Пина2бо была гора. И не останавливайтесь. С наветренной стороны — это главное.
— Слишком поздно, — покачал головой Пит. — Он, должно быть, уже там.
Пеглег вздрогнул; сверху со склона посыпалась струйка камешков и песка. Этот мини-оползень означал, что кто-то спускается сверху. Руфус поднял голову — и увидел, что к ним идут остальные. Тордис, Кармелита и Цолмон спешились и вели Билдада, Тракера и Пэтча в поводу; те уверенно ступали по крутому склону, безошибочно находя дорогу между камней и кактусов. Через несколько минут они будут здесь; дальше им предстоит сесть в седла и помчаться галопом в ту или другую сторону. В битву — или от битвы подальше.
— Некогда обсуждать, — сказал Руфус. — Что вам делать — решайте сами. Езжайте куда хотите, только быстро. А мне выбирать не приходится.
По лицу Пита было ясно: он совсем не понимает, о чем речь. Неудивительно: ведь Руфус не вел с ним задушевных разговоров. Не рассказывал об Адели и Пятачке. О том, как посвятил жизнь возмездию — и как в самый неудачный момент Саския, свалившись с неба, сделала почти всю работу за него. Как после этого жизнь Руфуса дала какой-то сбой. Словно, когда Пятачка сбил самолет, время остановилось. Встало на паузу. И он никуда не спешил — наслаждался ночью с Саскией, радовался безмятежности Мраморного карьера. Может быть, думал, что так будет всегда. Но теперь кто-то нажал на кнопку и скомандовал: «Вперед!»
Руфус натянул узду, мягко повернув Пеглега в сторону Шестиствольника, и тот зашагал по дороге. Но далеко уйти не успел. Руфус обернулся в седле и громко обратился к четверым, смотрящим ему вслед:
— То, что я сейчас скажу, — чистая правда! Тордис и Пит, я знаю, у вас особые отношения с Саскией…
— Ты о принцессе Фредерике? Бывшей королеве Нидерландов? — педантично уточнил Пит, как видно считавший нужным даже сейчас придерживаться протокола.
— Да. Так вот: она сейчас там. На Шестиствольнике. И, возможно, ей нужна наша помощь.