Веселая поганка
Шрифт:
Утра дожидаться я не стала, а на цыпочках попыталась выйти, но не тут-то было — вспыхнул яркий свет, и я остолбенела.
Остолбенели и Бороды, если это возможно, лежа под одеялом. Во всяком случае и Рыжая и Каштановая воззрились на меня с тупым недоумением, видимо гадая, явь я или сон, хотя сна уже не было и в помине.
«За каким чертом проснулись эти гомики? Совсем же не шумела, что им неймется?» — зло подумала я и вежливо прошептала:
— Извините.
— Ты видел?! Видел?! — завопила Каштановая Борода, разъяренно тыча в меня пальцем.
— Что, Васенька, что? — запищала Рыжая
— Эта шлюха опять сфотографировала нас! Я был прав, она шпионит!
«Ха! Я же еще и шлюха! Кто бы говорил!» — обиженно подумала я, делая резкое движение к двери.
Однако, Каштановая Борода неожиданно оказалась шустрее. С возгласом «держи ее, уйдет!» эта гигантская особь выскользнула из-под одеяла (в чем мать родила) и метнулась ко мне.
Мы схватились не на жизнь, а на смерть. Я кусалась, царапалась, лягалась и визжала, нанося Каштановой Бороде мелкие, но очень телесные повреждения, она же непонятно чего желая от меня, все время приговаривала:
— Отдай, сучка, пленку! Отдай, сучка, пленку!
— Не отдам, не отдам, — назло ей отвечала я, всецело отдаваясь схватке.
— Отдашь! Отдашь! — утверждала Каштановая борода.
Казалось этому не будет конца. Время от времени Каштановая Борода звала на помощь робкую Рыжую, но та, забившись под одеяло, несчастными глазами посверкивала оттуда и совершенно по-женски причитала:
— Вася, Васенька, не надо, ну не надо…
Васенька же пытался проникнуть во все мои карманы, куда я из вредности его не пускала. Наконец мне это надоело и, вспомнив о своем чудодейственном приеме, я изо всех сил двинула противника коленом в пах — прямо скажу: не поскупилась.
Двинула и совершила ошибку. Видимо предмет, по которому я нанесла удар, был необычайно дорог робкой Рыжей Бороде. Преодолев природную скромность, она с диким визгом вылетела из-под одеяла и повисла на мне, обхватив ноги и напрочь лишив меня способности двигаться.
Я, конечно, и Рыжей Бороде уделила внимание: в самый короткий срок своими длинными ногтями превратила в кровавый фарш все, до чего дотянулась, целясь преимущественно в глаза. Однако возможности были весьма ограничены. Рыжая Борода с женским терпением переносила страдания, поскуливая и не отпуская меня.
Тем временем, нейтрализованная моим ударом Каштановая Борода оклемалась и поумнела. Она решила, видимо, своим голубым достоинством не рисковать, а перейти к решительным действиям: на мой затылок обрушилось нечто тяжелое.
Перед тем как погрузиться в небытие я услышала жалобный вопль Рыжей Бороды: «Вася, ты разбил нашу китайскую вазу!»
«Е-мое!» — подумала я, с головой уходя в «нирвану».
Очнувшись я поняла, что живого места на мне уже не сыскать: болело все. Больше всего голова. На этот раз были связаны и руки и ноги, правда не так профессионально; у «братанов» все же чувствовалась практика. Рот зачем-то опять залепили. На голову не натянули ничего. Думаю, грязного мешка не нашли, а чистого пожалели.
Каштановая Борода, с рожей сплошь залепленной пластырем и уже одетая, мерно вышагивала из угла в угол. Рыжая же сидела у туалетного столика перед большим зеркалом и, горестно охая о своей былой красоте, втирала что-то туда, где до схватки со мной было лицо.
«Неплохая работа, — удовлетворенно отметила я, — только, похоже, не моя. Скорее всего Каштановая Борода на свою цыпку прогневалась…»
Я на всякий случай своего воскрешения обнаруживать не стала: лежала и помалкивала, борясь с болью, тошнотой и уплывающим сознанием.
Наконец Каштановая Борода приняла какое-то решение.
— Надо американцу звонить, — сказала она. — Пусть американец и думает что с ней делать, раз он оказался заинтересованный такой. Нет, ну какова паскуда! — вдруг вспылила Каштановая Борода, больно пнув меня в бок.
Невероятным усилием воли удержалась я, чтобы не вскрикнуть.
— Васенька, может американец ошибается? — пропищала Рыжая Борода. — Может госпожа Мархалева ни на кого не работает? Может случайно попала к нам она?
Боже, как разъярилась Каштановая Борода: ногами затопала, отпустила Рыжей подзатыльник, меня еще раз пнула ногой да как завопит:
— Случайно, мать твою?! Случайно три раза подряд?! Только ты, дура, и можешь ляпнуть такое!
Рыжая Борода спасовала и начала оправдываться:
— Васенька, солнышко, не сердись, я так подумала потому, что она, какая ни есть, а все же писательша. Зачем писательше в это дело ввязываться? Ей бы сидеть да писать.
Не стану передавать, что сказала в ответ Каштановая Борода и какие эпитеты она употребила. Здесь я промолчу, дабы не порочить чести и достоинства современных писателей. Замечу лишь, что речи ее были возмутительны, вопиющи и безобразны. Бог мой, как это слышать было тяжело! Лишь связанная я могла пережить такое.
Справедливости ради сообщу: Рыжая Борода абсолютно была не согласна, хоть и помалкивала. Она уж и не рада была, что своего Васеньку так завела.
Наконец Каштановая Борода высказала все, что накопилось в ее душе, и позвонила американцу. Судя по всему, американец сразу же пожелал знать на кого я работаю.
— Откуда я-то могу это знать?! — выразила недоумение Каштановая Борода. — Эта штучка по доброй воле не признается.
«Будто по доброй воле меня кто-нибудь спрашивал,» — обиженно подумала я, стараясь не подавать признаков жизни.
Дальнейшие переговоры, к сожалению, недостаточно информации дали. Поняла лишь одно: американец лично приехать не может, потому что в Питер страшно спешит. Поняла и то, что каким-то неведомым образом умудрилась я сильно дорогу перейти этому таинственному американцу: куда ни глянь, повсюду ему мешаю. Он какую-то сложную интригу плетет, а я, сама того не ведая, то и дело вмешиваюсь.
В общем, хуже пареной репы надоела я ему, и смерти моей жаждет американец — аж от злобы заворачивается, а поделать ничего не может. Во-первых, неуловима я. Во— вторых, что-то ему мешает в открытую меня пришлепнуть. Почему-то вынужден он маскировать свои намерения. Непременно хочет американец это сделать как-нибудь незаметно, вроде я сама взяла и умерла, а он к этому вовсе непричастен. Но самое обидное то, что перед тем, как жизни меня лишить, до смерти желает узнать этот чертов американец на кого я все же работаю. Будто это не известно всей стране — куда ни плюнь, везде продают мои книжки.