Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Ну, как знаешь, я своё сказал… Держись, раз уж так, степенней, не то, как станешь, к примеру, на смотринах своим беззубым ртом нужно не нужно склабиться, кто за тебя девушку отдаст?..
— И-и… тоже мне придумал! Лошадь я что ли, чтобы в рот мне заглядывали да зубы считали?
— Я своё сказал…
…Вы, дорогие мои, должно быть, помните жену Кечошкиного дядьки тётушку Элпите, ту самую, на свадьбе которой никак не может вспомнить, был он или не был Адам Киквидзе, так вот Элпите добровольно вызвалась быть племяннику своему свахою.
Решили
Остановились мы в одной семье. Тяжёлые тесовые ворота отворила какая-то тоненькая, миловидная девушка. Элпитэ нам глазами показывает, это, мол, и есть невеста! Кечошка тут же ко мне оборотился, во весь рот улыбается, чувствую — нравится ему девушка. Да и мне, чего греха таить, она очень понравилась. Вскорости нас за стол усадили и угощать стали по всем правилам. Поели мы и выпили вино, повеселились, как следует, потом родители со свахою удалились на вторую половину дома. А Элпитэ вскоре вернулась.
— Как дела? — бросился к ней жених. — Парень или девка?
— Не знаю, говорят, жених нам понравился, да спешить некуда, поглядим — присмотримся, а там видно будет.
— Чего там присматриваться? — нахмурился Кечо. — Человек за час не переменится.
— Счастливчик ты, Кечули, некоторые годами невесту себе присматривают, а тебе вот как повезло, — вздыхаю я.
Посоветовались мы и решили в тот же день устроить обручение и обед, тем более, что припасённые для такого случая золотые серёжки были у Кечо с собой.
Сваха снова пошла к родителям невесты, но тут же возвратилась расстроенная.
— Отказали! — неожиданно выпалила она и сердито посмотрела на меня.
Оказывается, и родители, и сама невеста сначала принимали за жениха меня.
— Нет, нет, нет, — замахала руками будущая тёща. — За этого беззубого я дочь свою не отдам!
На этом всё и кончилось.
— Говорил же я тебе, дурачина, смейся поменьше, — сердился я на незадачливого жениха.
Домой мы возвращались унылые и печальные, как после похорон.
— Клянусь честью, не моя в том вина, — оправдывался я всю дорогу. — Просто не чувствовал я себя женихом и держался свободней, это видно им во мне и понравилось. А так-то. Ну чем я лучше тебя? — В глубине души я, конечно, понимал, что это не так, но…
Да и сваха меня в дороге потихоньку от Кечошки хвалила. У неё у самой-то, между прочим, дочь на выданье была, так что она в этих делах толк знала. И вообще… матери взрослых дочерей на все
Главное, что я уяснил себе: ежели хочет жених красивым казаться, должен он себе и дружку и сваху выбрать поуродливей. Не зря ведь говорят — глаз ест, глаз пьёт!
— Ты уж не обижайся, Кечошка, но раз так получилось, не пойду я с тобой больше, — сказал я ему на второе утро. Сваха собиралась в Лихети, а мне, правду сказать, лень было по горам лазить.
— Глупости, сам я во всём виноват. Ничего, в следующий раз умнее буду. А без тебя шагу не сделаю. Так что, собирайся.
Пришлось идти.
До того как попасть в Лихети, должны были мы пройти мимо двух небольших деревушек.
На крутой просёлочной тропинке повстречалась нам Целая ватага ребятишек. Насчитал я их девять штук — пять мальчиков и четыре девочки.
— Куда это вы? — спросила их Элпитэ.
— Каштанов вот насобирали, теперь домой несём, — ответила за всех старшая девочка.
— Ты чья будешь? — осведомилась Элпитэ.
— Петруа Кивиладзе, — ответила девочка.
— Дай бог тебе здоровья! А ты чей? — обратилась она к мальчику.
— Петруа.
— Ты?
— Петруа.
— Ты?
— Петруа.
— Ты…
И так повторилось все девять раз.
— Это всё, или у Петруа ещё есть? — в десятый раз спросила сваха.
— Что ты, батоно, трое на медведя охотятся, одна матери помогает, а двое…
— Ишь ты, расплодились, словно поросята, — присвистнул Кечошка.
— Та, что матери помогает, старшая небось? — полюбопытствовала Элпитэ.
— Да, на выданье она у нас.
— Может, посмотрим? — предложила Кечошке сваха. — Понравится, хорошо, не понравится, насильно никто удерживать не станет.
— Что ты, что ты, тётушка, — замахал руками жених.
— Будет у тебя жена плодиться, плохо что ли?
— Да не лишит господь меня такой милости, чтобы мне без детей остаться, но и столько мне ни к чему. А кроме того, ну как, скажи по совести, накормить столько шуринов да своячениц? Коли в доме у меня полный день гости переводиться не будут, когда же мне в поле, в винограднике работать? Нет уж, нет, уволь, не буду я на такой жениться.
— Ну, как хочешь, дело хозяйское.
Только подошли мы к другой деревушке, как из одних ворот навстречу нам выскочил телёнок. Сам пёстренький, хвост у него наверх колечком закручен. Подбежал к нам, приласкался, можно сказать, с ходу, да как вдруг помчится прямо вверх по горе. Смотрим, а за ним поглядывает из ворот какой-то человек средних лет, хозяин видно. Увидел нас и узнал Элпитэ. Оказалось, родственницей она ему какой-то дальней приходится. Не понял я, каким образом в родстве они состояли. Как говорится, ворона — сойкина тётка, да дело не в этом. Стал он нас к себе в дом приглашать. Заходите, мол, люди добрые, не побрезгуйте моею хлебом-солью. А Элпитэ вовсю отказывается, некогда нам, времени, говорит, у нас в обрез.