Веселый третий
Шрифт:
Шурик сидел красный и скорее хотел пересесть на последнюю парту, чтобы его не видели, но Вера схватила его за рукав и не пустила.
– Это не он, Нина Дмитриевна. Он только сказал «боловная голь» – значит, головная боль. Ну голова болит. Он просто волновался и перепутал.
– Отчего же он волновался? – спросила Нина Дмитриевна.
– Ну…
– И голова у него болит просто так?
– Да, – ответил Шурик тихо.
– Нет, голова от меня, – сказала Вера. – Я лучше пересяду!
Она собрала свой портфель, но тут как раз прозвенел звонок.
А урок был последний.
– Вот как хорошо, – сказала Вера. – Всем ещё собираться, а я уже готова. Давай я тебе помогу, а то ты опять что-нибудь забудешь.
Вообще-то Вера хорошая, добрая девочка, только вот говоруха. Нет, пожалуйста, пусть говорит. Говорить всегда интересно. Просто зачем же на уроках? Другие всё-таки на переменах больше всего разговаривают. Может, она как-то наоборот устроена? Тогда разве она виновата?
Шурик думал об этом, пока шёл из школы. Потом мимо проехал парень на мотоцикле, и Шурик стал думать про этот мотоцикл. Велосипед хорошо, а мотоцикл ещё лучше, потому что педали не крутить. Сиди себе просто так, ничего не делай… и будешь ехать, ехать… Сначала по улицам, потом по полям и лесам, по долинам и по взгорьям, потому что выедешь за город. Потом по болотам. Тут Шурик опомнился. Нет, по болотам не пойдёт. По болотам что-нибудь другое надо. Тут Шурика догнал Гошка Сковородкин, и они пошли вместе.
А дома опять вспомнилась Вера, и сразу всё как-то стало понятно. Ничего в ней такого нет. Ученица самая обыкновенная. Вся причина в том, что урок-то сорок пять минут, а перемена – десять. Вот если бы наоборот было – другое дело. Урок бы всего десять минут, а перемена сорок пять. Конечно, она говорила бы на перемене. Сорок пять минут разговаривать! Тогда, ясно, десять минут и помолчать можно. Ну и вообще, до чего бы хорошо было! И почему это так не сделают?
Глава 5
Дежурные остались убирать класс.
– Эй, моя щётка самая главная, – объявил Шурик. – Из девятого «А». Вот на ней метка.
– А у меня из десятого! – крикнул Гошка и ткнул Шурика черенком в грудь. Начался бой.
– Хватит вам! – закричала Вера.
Потом щётки превратились в копья и летали по всему классу. Когда сшибли глобус со шкафа, Гошка сказал:
– Всё. Давайте подметать.
Щетка всё время застревала под партами, громыхала, а выметала только середину. По краям и в углах оставался сор.
– Что ты всё на коленках ползаешь? – спросил Шурик.
– Да бумажки выковыриваю. У меня щетка совсем не метёт.
И правда, Гошка вытащил целую кучу бумажек
– Что?
Сковородкин потащил Шурика в угол, за раздевалку. В углу было темно, но всё равно разобрали: «Шпион шпионил…» Дальше оторвано. А ниже: «Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару…» После этого полторы строчки густо зачёркнуты. Гошка вцепился в записку. Красные ресницы его дрожали.
– Видал? «Шпион шпионил. Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару». – Строчки запрыгали в Гошкиных руках, он прижал их чернильным пальцем. Дальше удалось прочесть: «Шум школы… Шепелявый шёпот Шмелёвой». А в конце непонятное слово «Шамбабамба».
– Какой Шмелёвой? Ольки? – спросил Шурик.
Гошкины глаза светились, как у филина. Когда он навёл их на Шурика, Чижову стало как-то не по себе.
– Конечно. Кто же ещё Шмелёва?
Сковородкин был весь красный, на носу у него, прямо на веснушки, сели капельки пота.
– Записка тайная, понял? – шептал он прямо в лицо Шурику. – Она, Шмелёва, потеряла. От шпиона, который шпионил.
Шурику тоже стало жарко.
– Стой ты, – сказал он. – Не божет мыть. (Значит, «не может быть».) Шмелёва – трусиха.
– Притворяется, – прошептал Гошка над ухом. – Шпионы всегда притворяются.
– Эй, мальчишки! – крикнули из класса. – Куда пропали, бессовестные?
– Ну их, – отмахнулся Гошка. – Надо проследить. Не говори пока, проследим Шмелёву.
– Да нет, – сказал Шурик с сомнением, – наверно, не Шмелёва. Она даже ежа боялась в живом уголке.
– Да говорю же, притворяется. Чтоб не заметили. Видишь: «Шмелёвой… шепелявый шёпот».
– Почему шепелявый?
– Ну всё равно.
– А помнишь, она свои тапочки отдала Сеньке на физкультуре? А её потом из строя вывели.
– Ну вот же! – замахал Сковородкин руками. – Это уж точно. Шпионы всегда хотят добренькими казаться.
– Чижик, Гошка! Безобразие какое. Принесите хоть совок! – крикнула в коридор Валя Савчук.
– Давай принесём, – сказал Шурик.
– Какой совок? Соображаешь? – зашипел Сковородкин. Он оглянулся направо-налево, положил записку в карман и прижал ладонью. – Я её выведу на чистую воду. Я её под гипнозом выпытаю.
Это значит – Шмелёву.
На другой день за Олей Шмелёвой было установлено наблюдение. Она пришла, сунула портфель в парту, отошла в коридоре к окну и стала грызть пряник. Ничего подозрительного. Девчонка как девчонка. А может, то и подозрительно, что подошла к окну? И что пряник грызёт? Съела, облизала пальцы. Потом села на место.
– Притворяется, – шепнул Гошка.
На уроке решали трудные примеры и было не до Шмелёвой. Учительница собрала тетради и раздала другие. Оля увидела у себя тройку и заплакала. Этот случай разбирался на перемене.