Весенний шум
Шрифт:
Лиза недаром рассказывает об этом: она лечится, она надеется иметь ребенка.
Маша не понимает, откуда все эти разговоры и чего Лиза боится. Маша давно, уже решила, что ни при каких обстоятельствах она не станет женой Семена. Даже ради Зои. Она не может любить человека с такой червоточиной, а притворяться не сумеет. Надолго ли ее хватило бы? Она привыкла считать и себя человеком, самостоятельным, равноправным, достойным уважения.
Маленькая смешная Зойка сама спасает Машу от одиночества. Она говорит очень потешно, смешно целуется. Маленький Семен Григорьич! Этот — лучше, он невинный, правдивый, чистый. Маша постарается
С Зойкой Маша отдыхает. Придя после занятий в те дни, когда не надо сидеть в библиотеке, она ухаживает за малышкой, стирает, готовит ей, убирает ее игрушки, вышивает ей платьица, — это похоже на игру. Маша и сама не ходит, а скачет, танцует, не говорит, а постоянно дурачится с Зойкой, изображая то козу, то медведя, то уточку… Ей, возможно, не хватает солидности, Зоя никак не усвоит, что мама это не подруга, а всевышний судия. Зоя слушается, но она же и шалит с мамой, она же возьмет да пригрозит маме пальчиком: «Ты почему не слушаешься?» Вот те на, кто кого слушаться должен?
Быть с этой крохоткой — большое удовольствие. Может, и Семену хотелось бы испытать это удовольствие? Сам он не просит этого, но он просто не знает. И Маша, считая себя человеколюбивой, звонит Семену и предлагает приехать навестить дочку…
Он приехал. Он не умеет, не понимает, не догадался даже купить ей какой-нибудь гостинец или игрушку, как это делают все без исключения Машины товарищи, приходя в этот дом. Ну ладно, простим.
Семен сидит с Зоей на диване. «Она у нас знает всех трех летчиц, — спросите ее, какая — Раскова, какая — Осипенко и Гризодубова», — помогает ему Маша. Семен берет девочку на руки и подходит к вырезанной из газеты фотографии трех летчиц, о которых совсем недавно писали повсюду. Зоя показывает всех, кого спросят. Зоя выскальзывает у него из рук, бежит в угол и приносит своего любимого зайца с оторванным ухом: «Смотри, заинька!» — объясняет она Маркизову.
«Я их стесняю, — догадывается Маша. — Надо оставить их одних, надо уйти за чем-нибудь». Она просит прощения у Семена и уходит в булочную.
Вернувшись, она застает их примерно в том же положении, как и оставила. Семен молчаливо тискает пухленькие ручки и ножки своего ребенка, слушает детский щебет. Она ему нравится, но он не умеет играть с детьми. Ему просто удивительно видеть такие маленькие масштабы человека, маленькие пальчики, маленькие башмачки.
Нет, у него не возникает потребности видеть ее чаще. Притом он испытывает дома давление «в сто атмосфер» — Лиза дает ему понять, что ей больно, одиноко без него, что ребенок этот чужой, растет в чужой семье. И Семен Григорьич не ищет возможностей снова поиграть с маленькой своей наследницей. Она — напоминание его вины перед женой. А у него столько этих «вин», что напоминания о них отнюдь не радуют.
Однажды, посещая детскую консультацию, Маша встречает мать Сергея. Совсем поседела, хотя лицо еще молодое! Женщина останавливается и с интересом рассматривает Зою.
— Машенька, вы обещали заходить к нам иногда. Приходите с Зоечкой в воскресенье! — просит она. Маша обещает прийти.
И вот она вступила на порог квартиры, такой знакомой, такой дорогой… Мечты юности, наивные надежды, предчувствие
Встречают их приветливо, как старых знакомых. Седоволосая женщина с маленькими сережками в ушах помогает снять с Зоиных ножек ботики. Маша хотела было не дать ей возиться с грязными ботиками, но нечаянно обнаружила в глазах пожилой женщины такую радость, такое виновато-счастливое выражение, что отступила. Эта женщина могла бы стать бабушкой, ведь старший сын был уже взрослым. Ей хочется побыть бабушкой. Наверное, этого хотят не меньше, чем любви и материнства. Это последнее желание женщины из числа ее чисто женских желаний, это последние привязанности и потому — очень сильные.
Зоя ничуть не смущена всеобщим вниманием. Она немного кокетничает, как всякий ребенок, заметивший, что он попал в центр внимания. Зоя смело бегает по незнакомой квартире. Забежав без спроса в кабинет главы семейства, Зоя протягивает к нему ручонку и говорит:
— Дай каладасик!
На столе — каменный резной стаканчик с десятком карандашей, красных, желтых, зеленых. Как не соблазниться!
Почтенный инженер-турбинщик смотрит на нее с улыбкой, встает с кресла и подает ей карандашик. Потом он идет поздороваться с Машей. Зоя бежит за ним следом и что-то щебечет.
— Она совсем не боится, как дома! Хорошая девочка, — говорит мать Сережи, восхищенно рассматривая Зою. — И карандашики любит… Сережа маленький тоже всегда просил карандашик.
Она вздыхает.
Зоя бегает, шалит с Сережиным братом, смеется. Она ласкова от природы, и поседевшая от горя мать совершенно очарована, когда Зоя тащит из прихожей маленькую скамеечку и ставит ей под ноги. «Бабусина скамеечка!» — кричит Зоя, призывая всех воочию убедиться, что она распорядилась правильно, подставив скамеечку бабусе.
Никому не известно, что творится в сердце «бабуси», но вид ее говорит о некотором душевном смятении. Знает она, что Маша два года дружила с Сережей, а потом почему-то поссорились. Сережа никогда не объяснял, почему. Может, он и позже ездил к ней, к Маше? Может, они все-таки виделись?
Отец Сергея садится рядом с ней на невысокий мягкий диванчик и молча наблюдает за игрою детей. Маша ушла в соседнюю комнату, где жил Сережа, и рассматривает его большой портрет. Ей жаль, что у нее не осталось его фотографии.
— Ты не находишь, что в ее глазах есть что-то страшно знакомое, до боли знакомое? — шепотом спрашивает «бабуся» мужа, кивнув на Зою. — Никак не могу отделаться от разных фантастических мыслей.
— Милый ребенок, — говорит муж.
— Сережа так восторженно отзывался о нем…
Садятся пить чай. Хозяйка угощает пирожками, конфетами, печеньем. На тарелочках — сыр, вареная колбаса.
— Чего тебе дать, Зоечка? — спрашивает Маша. Девочка глазками указывает на тарелки.
Маша берет круглое печенье, кладет на него кружечек колбасы и подает дочке. При этом она говорит:
— Просим извинения, но у нас есть свои странности… Любим колбасу с печеньем.
Хозяйка всплескивает руками:
— Но ведь точно так же, точно так же делал Сережик, когда был маленьким!
— Неужели? — почти со страхом спрашивает Маша. Она замечает смятение, взволнованность Сережиной матери и начинает догадываться о причинах.
Зоя устала, она уже капризничает и хнычет — подошло ее время спать. Маша одевает ее, они уходят. У самой двери Сережина мать говорит: