Весна Византии
Шрифт:
Глаза Дориа вспыхнули.
– И они требуют его с процентами?
– Совершенно верно, - кивнул бальи.
– Упряжь для тысячи лошадей, а также тысяча молитвенных ковриков и тысяча мер зерна. Умножьте это на шестьдесят!
– Безумцы!
– процедил Тоби.
– И Владыка Владык отказался платить?
– предположил Дориа.
Бальи ответил ему:
– Он не бросил гонцов в тюрьму и даже не убил их. Он велел им идти с миром, ибо скоро он придет и принесет все эти вещи с собой. И отдаст все долги. Султан Мехмет никогда не нарушает обещаний.
Бальи помолчал, а затем продолжил:
– Вы двое, господа, консул Флоренции и консул Генуи, знали об опасности еще прежде, чем покинули Италию. Отправляясь на Восток, вы знали, что вас ждет там не только торговля. Вы отважные люди. Я не стану спрашивать, какой груз вы везете и что собираетесь предпринять: у нас в Модоне схожие трудности. Но я приветствую вашу смелость.
– Везем мы в основном каперсы, - бодро объявил Николас.
Годскалк с удивлением заметил, что тот и впрямь в хорошем настроении. Впрочем, священник был рад, когда ужин наконец закончился. После таких новостей говорить было особо не о чем…
На борту «Чиаретти» находилась сотня вооруженных солдат, призванных защищать Трапезунд, и это было поважнее каперсов. Стоит туркам это заподозрить, и они никогда не позволят галере миновать Константинополь. Если прознает Пагано Дориа - это будет также опасно. А в остальном… Они знали, чем рискуют, когда выходили в море. К тому же оставалась надежда, что испытательный срок длиною в год, который дали им Медичи, благополучно минует, а турки так и не перейдут в наступление. Летом они вполне могут затеять войну, но необязательно в Трапезунде. Этот далекий гористый край не слишком интересен султану, который и без того получает оттуда дань. «Уединенный рай, - так называл эту страну Бессарион, - где собраны все земные богатства».
Лекарь Тоби, который изъяснялся совсем иначе, нежели Бессарион, высказался по-другому, но так же сжато:
– Желаете знать, что нас ждет в Трапезунде? Если турки не нападут или нападут на кого-нибудь другого, мы будем кататься как сыр в масле. Если турки нападут, и мы одержим победу - нас увенчают лаврами как героев. Если нападут, и мы проиграем - тогда нас с капелланом посадят на кол, Юлиуса оскопят, чтобы сделать из него евнуха, а Николас будет изготавливать на продажу фармуки. Сложновато ему будет самому вести учетные книги…
– Приспособится, - ответил на это Годскалк. В ту пору он именно таким образом оценивал Николаса.
После оживленных прощаний гости бальи неторопливо двинулись вниз по склону холма, к морским воротам.
Юлиус размышлял о стрелах для арбалетов, Тоби и Годскалк негромко переговаривались о чем-то. Джон Легрант, который за весь вечер не сказал и двух слов, сейчас также хранил молчание.
Лишь мессер Пагано, оставив позади своих собственных спутников,
Впереди шествовали с факелами гвардейцы бальи, а сзади - слуги, среди которых был и Лоппе, старавшийся держаться поближе от чернокожего Ноя.
Дориа, похоже, пребывал в отличном настроении и излучал дружелюбие.
Он рассказал парочку славных историй, в том числе и (шепотом) о самом венецианском бальи. Юлиусу не нравилось чувство юмора генуэзца; Николасу, судя по всему, тоже. Он порой улыбался, но ямочки на щеках так ни разу и не появились. Стряпчий видел такое в первый раз.
Пагано Дориа отлично знал Модон.
Вместо того чтобы направиться прямиком к берегу, он попросил сопровождающих отвести их на городскую окраину, где располагались кузницы. Мастеровые изготавливали там всевозможные товары на продажу: в своих кожаных фартуках они сидели, скрестив ноги, прямо на улице, освещенные отблесками, падавшими из окон.
У огня суетились женщины и дети, повсюду слышался звон металла, а сопение мехов напоминало дыхание загнанной охотниками добычи. И все же здесь царил удивительный покой.
По крайней мере, так было до тех пор, пока не появился Дориа со спутниками… Дети тут же окружили чужаков. Старшие обернулись к незнакомцам. Босые ноги зашлепали по грязи, и отовсюду послышались отчаянные голоса:
– Купите! Купите!
Эскорт бальи сомкнулся вокруг гостей. Юлиус одной рукой придерживая кошель с деньгами, а другой хватаясь за кинжал, гадал, зачем они сюда явились.
Пагано поспешил объяснить:
– Мессер Никколо! Мы представляем западный мир… Бальи только что напомнил нам об этом. Мы - спутники по путешествию, как аргонавты, воюющие против дракона, то есть турков. Перед этой угрозой я буду защищать вас и надеюсь, что вы защитите меня. Лишь в торговле мы останемся соперниками.
– Разве золота не хватит на всех?
– изменившимся голосом спросил Николас.
Пагано Дориа засмеялся, и его великолепные ровные зубы блеснули в свете кузнечных огней.
– Не для меня! Я желаю заполучить все Золотое Руно целиком. Однако по рыцарским канонам положено, чтобы соперники сражались одинаково вооруженными.
– Кто говорит о рыцарях?
– поинтересовался фламандец.
Дориа усмехнулся.
– Скажем тогда - благородные люди, - поправился он.
– Благородные?
– не отступал Николас.
Улыбка генуэзца слегка потускнела.
– Ну, разумеется, - подтвердил он.
– Как же может консул не быть благородным человеком?
– Что бы он ни делал, да?
Дориа пристально взглянул на Николаса. Вокруг по-прежнему призывно голосили торговцы, но никто из недавних гостей бальи не произнес ни слова. Лоппе придвинулся ближе к Юлиусу. Рядом с чернокожим пажом теперь стоял второй - белый, который недавно присоединился к генуэзцам.
– Ну, конечно, - заявил Дориа.
– Вы представляете Флоренцию, я - Геную. Мы сами устанавливаем себе законы.