Весы змея
Шрифт:
Они — воспоминания ангелов и демонов, —раздался голос Траг’Оула. — Их смерти были настолько ужасными, что они навсегда погребены под этим местом…
Не настоящие духи. Мендельн задумался, если ли у какой-нибудь из групп то, что он назвал бы душой, но подозревал, что нет. Быть может, это была одна из причин, почему и те, и другие домогались и тревожили людей…
Затем… Он ощутил, что подходит кто-то ещё. Туманные фигуры надвигались тесной толпой, и эти туманные фигуры,
Но… Чьи?
«Покажите мне себя! — потребовал он. — Покажите себя!».
Они повиновались. Полчище мужчин и женщин, многие из которых даже после смерти оставались поразительно совершенными, затмили образы демонов и ангелов. Мендельн понял, кто они были такие, потому что их совершенство было сродни совершенству Ратмы.
Дети создателей Санктуария. Первые нефалемы и следующие сразу за ними поколения.
Призраки нефалемов стояли неподвижно, словно ожидая от негоследующего хода. Мендельну не приходило на ум, к чему это могло быть, да и Траг’Оул молчал. Видимо, Мендельн должен был самостоятельно проделывать свой путь.
Но чтоза путь мог быть, когда перед ним стояли бессчётные ряды мёртвых?
Он посмотрел на ближайшего из них — женщину такой тёмной красоты, что у него сердце забилось быстрее. Её серебряные глаза смотрели на него не моргая.
С надеждой, что он не совершает непоправимую ошибку, Мендельн протянул руку.
Нефалемка немедленно наклонила свою голову так, что макушка её теперь нависала прямо над его пальцами.
Действуя по наитию, Мендельн как гребнем провёл пальцами по густым чёрным волосам. Тут же он почувствовал, как его пронизывает сила, и голос — явно женский голос — сказал ему: «Я была Хельгротой…»
Он отнял пальцы. Нефалемка подняла голову, серебряные очи снова уставились на него.
Удивительно, ведь он только услышал имя — её имя, — но Мендельн обнаружил, что он знает о ней гораздо, гораздо больше. Он мог представить, какой она была раньше, от рождения до смерти. Когда-то она была почти так же сильна, как Ратма, и присматривала за существами, которые вели ночной образ жизни. Она была доброй, но в то же время яро защищала тех, о ком заботилась.
Он стоял, не зная, что делать дальше. Мёртвая ждала вместе с ним, всегда терпеливая, даже если он проявлял нетерпение.
— Ну и что мне с тобой делать? — вопросил Мендельн. — Пойдёшь в поход против Лилит вместе со мной? Пойдёшь? Хоть один из вас согласен на это?
Женщина подняла на него левую руку. Это действие напугало Мендельна, и он попятился. Но призрак не атаковал. Вместо этого в руке его материализовался вытянутый, узкий предмет. Кость.
Нефалемка предложила кость ему.
Не имея понятия, что он должен делать с жутким подарком, но в полной уверенности, что ошибкой
— Спасибо? — сболтнул он.
Но как только последнее слово сорвалось с его губ… То, что когда-то было нефалемкой по имени Хельгрота, исчезло, как умирающий клубок дыма, подхваченный внезапным порывом ветра. Мендельн посмотрел вокруг и увидел, что остальное призрачное полчище исчезает тем же способом.
Не успели они исчезнуть, как то же самое стало происходить с развалинами, с видениями ангелов и демонов — со всей пустошью.
И Мендельн миг спустя последовал за ними, внезапно возвратившись в тёмную пустоту, которая начинала казаться ему чересчур знакомой.
Произнеси слово опять. Произнеси его, сын Диомеда…
— Пирагос? — Мендельн сразу почувствовал холодность в своих ладонях, почти освежающую холодность. И посмотрел вниз и увидел, что в них мерцает кость. Он едва сдержался, чтобы не уронить частицу.
Это первое слово призыва, и это предмет, который сильнее свяжет тебя с силами, задействованными в этом деянии.
Кость нефалемки задвигалась, поменяла форму. Она стала чуть короче и гораздо тоньше. Один конец заточился и разгладился. Края заострились.
Сияние ослабло, но не исчезло полностью. Мендельн уставился на то, что держал в руках.
Кинжал… Костяной кинжал, точно такой, какой он видел у Ратмы.
Они приняли тебя, кто слышит их, — дети ангелов и демонов, убитые так гнусно, — согласились с тем, что ты не дашь Санктуарию стать яростью Пылающего Ада или же деспотическим порядком Высшего Неба. Они, первыми рождённые в Санктуарии и потому ещё больше принадлежащие ему, чем доступно пониманию Инария или Лилит, навсегда провели связь между жизнью и послесмертьем…
— «Послесмертье»? — повторил Мендельн, но сияющие звёзды не стали вдаваться в дальнейшее толкование терминов, и Мендельн наконец понял, что сам должен определить их так хорошо, как только может.
Возьми кинжал в одну руку, —скомандовал затем Траг’Оул. Когда брат Ульдиссиана повиновался, небесный исполин прибавил. — Направь его на свою ладонь.
Мендельну не нравилось, куда это шло, но всё же он подчинился.
— Великий Траг’Оул…
Проколи свою ладонь, сын Диомеда…
— Но….
Это должно быть сделано…
Не зря же он так далеко зашёл, подумал Мендельн. Кроме того, дракон всего-то просил лёгкий укол, и не более того. Какой вред он мог причинить?
Действительно, какой вред…
Скорчив скорбную мину, Мендельн сделал, как было сказано. Он отдёрнул остриё сразу, как только оно коснулось кожи, так стремительно, по сути, что поначалу он даже не понял, проткнул ли кожу.