Ветер из Междуморья. Астри Масэнэсс
Шрифт:
— А ты хочешь назад, в бочку?
— А куда ж еще? Я домой хочу, Масэнэсс, а бочка — мой дом! Другого нет!
— Ладно, — Джай торопился, Ливио скоро устанет ждать и уйдет, — после поговорим. Помнишь, как должна меня называть?
— Помню, — голос девочки изменился. — Только я забуду, — она сделала паузу, — Если ты не дашь мне… — задумалась, — огонек!
— Я же тебе уже дал.
— Серебряный! Монету гони! Иначе не стану помогать в твоем деле! Ты ведь деньжат хочешь нажить? А меня побоку? Думаешь, нарядил меня в платье, и я все что угодно сделаю?
— Нажить
— Ну да! Знаем!.. Проходили! Вот года два назад, я тогда еще жила в Марре, что у речки Милисы, пришла ко мне Ваха с улицы Гвоздоредов… Знаешь что за улица? — ухмыльнулась она. — Я знаю! Мне не раз говорили, что на той улице мое будущая судьба… Вот поэтому я и сбежала из Марры и стала одеваться мальчишкой. Увидела бы меня госпожа Лала в таком-то наряде — сразу бы к рукам прибрала, не посмотрела, что мне только двенадцать! И до таких охочие находятся! Мне десять было — она так говорила…
Джай догадался, что девочка рассказывает о содержательнице публичного дома.
— Так вот! Ваха эта позвала меня с собой. Мол, поможешь — поделюсь заработком. Нарядила меня в платьице и в платочек, сама оделась поприличнее, так что ног не видно и титьки сверху не торчат, и повела за ручку. Пришли мы, значит, в богатый дом, постучались, господин один вышел, усатый такой… А Ваха, как давай плакать, причитать, в ноги ему кидаться: «Люблю тебя! Говорит! Всем сердцем. А вот, — на меня показывает, — и плод нашей любви! Скрывала я от тебя это дитя, не желая тревожить твоего покоя, так как знала, что у тебя супружница имеется! А теперь вот, проели мы с дочерью последнюю искорку и бедствуем! Помоги, чем сможешь!». И господин этот усатый, дураком оказавшийся, отсыпал ей целых три огонька серебром, лишь бы она ушла поскорее. Потом мы еще к троим захаживали. Двое нас взашей выгнали, а третий тоже денег дал. Ваха поделилась! Тридцать искр дала. А ты, думаю, больше деньжат получить рассчитываешь, нежели Ваха, вот и я — рассчитываю… Короче, огонек с тебя, Масэнэсс! И без фокусов — серебром!
— А ты знаешь, Оелла, что огонек, который я тебе дал, тоже стоит денег?
— Правда? — девочка недоверчиво прищурилась. — Но не серебряный же? Или серебряный? Не зря же… огоньком назвали… и монетку?.. — она поскребла задумчиво свой вздернутый кверху нос.
— Пять тысяч… Пламеней!.. — усмехнулся Джай, и у Оеллы перекрыло дыхание.
— Да не бывает такого!
— Хочешь — верь, хочешь — не верь. Ты в жизни только плохих, бесчестных людей и встречала.
— А ты честный? Добрый? Разве добрые лгут про свое имя? Или про своих дочек?
— Может, просто, не хотят, чтобы о них все знали?
— А что доброму скрывать? И у честного одно имя, а не множество!
— Ох уж ты и доставучая, Оелла! Ладно. Дам я тебе серебряную монетку, хотя и не следовало бы. Просто некогда с тобой спорить, ждут меня.
— Деньги вперед!
— А вот это — нет! Вдруг сболтнешь чего? А так — будешь помнить, что если все выйдет гладко, то получишь огонек — серебряный!
— Эх… — она глубоко и печально вздохнула. —
— Стоит.
— Только мне продавать его не хочется… Я бы повесила его в бочке ночью… зимой… Он тепленький… светиться… Только бы Бунш его не проглотил! А сколько стоит дом?
Джай пожал плечами.
— Смотря какой. Можно и за десяток пламеней купить.
Девочка замолчала, задумавшись, а Джай прибавил шагу, чувствуя, что Ливио уже начинает закипать.
Купец с удивлением глянул на Оеллу, которая на этот раз по-настоящему мило улыбнулась, и вежливо поздоровалась, как благовоспитанная девочка.
— Приветствую тебя, Иниш Хатэм… У тебя есть дочь?
— Да. — Джай криво ухмыльнулся. Нужно опять выдумывать историю. — Жена умерла, оставила мне сокровище.
— О! Да ты солгал мне при пришлой встрече?
— Солгал?
— Ты сказал, что единственное сокровище, которое уберег, — это тот перл.
Джай неохотно засмеялся, вторя хохоту Танэля, довольного своей шуткой.
— Могу тебя обрадовать, Иниш, — нашел тебе покупателя!
— Я, право, думал, ты сам его купишь.
— Я и хотел, но у меня не сыщется столько в золоте. Если бы ты мог подождать пару недель, я распродал бы шелк, масло и дерево Мицами…
— Ты же знаешь, Ливио — не могу ждать!
Купец вздохнул.
— Знаю… Покупатель твой — Элатан Тамос — местный ювелир, он готов дать восемь тысяч. Но только тысячу золотом, остальное расписками банка в Городе Семи Огней. Есть еще Тилик Топрос, тот дает три тысячи золотом, но общая сумма — семь. Аншамар дает десять, но все расписками. И мой тебе совет — продавай Аншамару, поедешь в Город Семи Огней и получишь золото. Банк надежный. Имя Аншамара известно, он человек честный. Да и путешествовать с расписками безопаснее, нежели с золотом — разбойники до бумажек не так охочи.
Джай почесал подбородок, делая вид, что озадачен проблемой выбора. На самом деле, он уже выбрал — ему нужно золото, а в Город Семи Огней в ближайшее время идти он не собирается, но если слишком поспешно принять предложение Тилика Топроса, это вызовет подозрения Ливио.
Тем временем Танэль, не дождавшись ленивого подавальщика, которого пытался позвать еще при их появлении, вскочил и направился на кухню, ворча на ходу:
— Совсем разленились! Раньше такого не было в этом заведении! Что успех делает с людьми? Только начали получать прибыль, как задрали носы и не жалеют обслуживать почетных гостей!
— Он тебя надувает, — убедительно прошипела в ухо Джаю Оелла, когда Ливио ушел.
— Думаешь?
— Я вижу! А ты — разве нет?
— Нет. В чем же он меня надувает.
— Откуда мне знать?
Джай глянул на Оеллу, прикидывая, дурачится ли девочка или говорит серьезно. Он проверил Ливио, закрыв глаза и призвав Дар Пророка, тот показал ему немного: в основном обрывки картин, совершаемых Танэлем торговых сделок. Дар способен на большее, но его невозможно заставить показывать, лишь важные для Джая моменты, а просматривать все — не хватит и долгой жизни Мастера Путей.