Ветер мщения
Шрифт:
Девушка сжалась. О, ей бы сейчас лук в руки! Облако опускалось все ниже, приобретая очертания закутанной в длинный плащ фигуры… С тревогой вглядываясь в то место, где под капюшоном должно быть лицо, Соня ничего не могла увидеть — лишь какие-то смутные тени.
Фигура, казавшаяся бесплотной, опустилась на землю рядом с ней. Плащ клубился, словно от сильного ветра. Вот она взмахнула рукой, и в воздухе прямо над телом девушки повис старинный золотой кинжал с трехгранным лезвием и рукояткой в виде чудовищной головы не то зверя, не то демона. Визг внезапно смолк. И в мертвой тишине раздался чуть слышный
И тогда Соня не выдержала — забилась, закричала страшно, и тут же ощутила острую боль: мелкие зубы впились в ее обнаженное плечо. Брызнула кровь, девушка изогнулась в конвульсиях и бессильно упала на плиту: бороться не было возможности… Осталось покориться Судьбе. И вот кинжал золотым лучом коснулся ее нежного смуглого тела и тут же мягко и глубоко вошел в плоть. Он разрезал ее грудь и тут же исчез. Кровь горячим потоком хлынула на гранит. И тут же белая фигура склонилась над распростертым кровоточащим телом. Соня глянула под капюшон: за складками ткани разверзлась черная бездна Холодная и безжизненная. Лед проник в ее рану, обжигая внутренности, и во взметнувшейся вверх длинной руке девушка увидела свое живое пульсирующее сердце.
В миг пещера заполнилась чудовищами — полулюдьми-полуживотными, которые, отталкивая друг друга, жадно тянулись лизнуть ее кровь.
Бледные тела, поросшие редкой шерстью, звериные морды… Странное оцепенение охватило Соню. Будто все происходило не с ней. Она бесстрастно слушала, как чей-то голос произносит заклинания. И под эти звуки ее собственное тело начало покрываться пятнистой шерстью. Последнее, что она заметила, была огромная рысь с блестящими янтарными глазами, возникшая из ниоткуда и вонзившая клыки в ее трепещущее сердце, поднятое над ней костлявой рукой…
— Эй, друг Соннис, проснись! Ну что ты рычишь, как раненый зверь? Подумаешь, страшный сон!..
Соня, тяжело дыша, медленно открыла глаза. Сон? Неужели сон? Она с трудом села. Сердце билось у самого горла, как испуганная птица. Оглянулась вокруг: сквозь увядшие ветки шалаша проглядывало ясное утреннее солнце, играя на каплях росы в траве. Девушка несколько раз глубоко вздохнула. Наконец нашла в себе силы выйти из шалаша. Бедро почти не болело. Она присела несколько раз, разминая мышцы, потом подпрыгнула и повисла на толстой ветке дерева. Острая боль рванула плечо. Соня спрыгнула вниз и сдернула куртку: на коже алели глубокие следы острых зубов.
Сон…
К полудню погода испортилась. Солнце скрылось за низкими свинцовыми тучами, а ветер швырял в лица пригоршни мелкого града. Белые горошины отскакивали от лат, таяли на горячих крупах коней. Холод пробирал до костей. Они ехали по узкой горной тропе вдоль крутого каменистого склона. Редкие корявые сосны, размахивая лапами, гнулись до самой земли. Кони беспокоились. Они храпели, прижимали уши и испуганно шарахались от каждого камня и куста. Соня с трудом сдерживала своего белоснежного Лизимаха, он то почти садился на склон, то вдруг вставал на дыбы, роняя с губ липкую пену. Всадники внимательно озирались по сторонам, опасаясь нападения разбойников или хищников.
Впереди маленького отряда ехал Агилульф. За ним — Дионео, которого осторожно поддерживал Хайрас, невзирая на сердитые взгляды следовавшего за ними по пятам Куфаронуса. Замыкала процессию Соня, беспокойно вертя головой, припорошенной мелкой ледяной крупой, и дуя на озябшие пальцы. Ее не пугала непогода — в долгих скитаниях ей случалось и замерзать в снегах на горных перевалах, и страдать от жажды в выжженной степи, и спасаться от лесных пожаров. Но сейчас… Где-то рядом бродила опасность. Она лишь выжидала удобного момента, чтобы обрушиться на беспомощную горстку людей.
Далеко позади остался лес. Сейчас лишь горы скалились острыми обломками камней. Девушка порылась в кармане, нашла там несколько сушеных ягод, сунула их за щеку. И тут же испуганно выплюнула: ее глаза, уловили какое-то движение у вершины горы, вдоль которой они пробирались. Она не успела ничего сообразить, но уже кричала изо всех сил, зовя своих спутников. Люди испуганно сбились в кучу, с отчаянием глядя на потоки грязи и камней, стремительно скользившие по склону, сметая на своем пути сосны, как соломинки.
— Назад! Быстро все назад!
Кони понеслись вскачь не разбирая дороги. Соня бросила поводья
Она все равно ничего не могла сделать. Если повезет, то красавец-жеребец спасется сам и спасет ее. Теперь они в руках богов. Как тем заблагорассудится распорядиться их жизнями? Куда перетянет чаша весов?
Гул селя усиливался, приближался. Маленький отряд летел во весь опор, рискуя скатиться в каньон. В дрожащем холодном воздухе происходило что-то непонятное. И вот поток грязи и камней их настиг, увлек вниз по склону на дно ущелья. Соня только успела выдернуть из стремян ноги, чтоб конь не раздавил ее случайно, и заметила, что Хайрас прижал к себе Дионео. Дальше все смешалось. Вязкая каша подхватила девушку, закружила, сдавила грудь, не давая дышать.
Соня мертвой хваткой вцепилась в ствол сломанной сосны. Будь что будет. Она даже не испугалась, когда сосна, налетев на камень, сломалась, как щепка, и грязь накрыла ее с головой. Судьба…
Она задержала дыхание, отдавшись потоку. И вдруг все закончилось. Соня лежала, погребенная под неподвижной грязью. Девушка попыталась выбраться на воздух, но вязкая жижа крепко держала ее в своих ледяных объятиях. Боль раздирала грудь, огнем жгло легкие, она из последних сил сжимала губы, чтоб не захлебнуться.
Чья-то цепкая рука схватила ее за шиворот и сильным рывком извлекла на свет. Соня разлепила глаза и тут же принялась хохотать, глядя на чумазую физиономию ирла Агилульфа. Он сначала опешил, решив что она тронулась умом, но поняв, в чем дело, тоже ткнул ее черным пальцем и схватился за бока. Соня скорее почувствовала, чем увидела, что рядом еще кто-то шевелится. Они с ирлом усердно принялись шарить в грязи, пока не выловили, наконец, задыхавшегося мага. Его глаза метали молнии, но грязная каша, сползавшая с его долговязой фигуры, настолько не соответствовала его образу гордого волшебника, что Соня, как не сдерживалась, осела опять в грязь, захлебываясь уже от смеха.