Ветер надежды
Шрифт:
– - И почему же вам так кажется, полковник?
– - Я глаза этого мальчишки видел. Холодный, расчетливый и при этом честный взгляд. Странное сочетание. Да и летная книжка у него уникальная. Такого набора опробованных им боевых машин, нет и у многих варшавских испытателей. И хотя я еще не видел, как он стреляет, но... В общем, выглядит он довольно-таки опасным противником.
В этот момент из штаба высунулся один из дежурных подофицеров, и, прерывая беседу начальства, бодро проорал.
– - Пан генерал, 'Золотой Сокол' на связи, и у него для вас сообщение!
– - Пойдемте, панове, послушаем этого американского 'забияку'.
Сквозь треск атмосферных
– - Здесь 'Золотой Сокол'. 'Гнездо' ответьте.
– - 'Гнездо' вас слышит.
– - Наблюдаю разведчика. Судя по всему это 'Хейнкель -111' высотной модификации. Идет на высокой скорости почти на девяти тысячах. Посадить их на аэродром не удастся, почти наверняка они подорвут фотооборудование, и выпрыгнут с парашютами где-то в районе северо-восточнее Грудзёнза. Разрешите атаковать?
– - 'Золотой Сокол' атакуйте разведчика, и сами немедленно возвращайтесь, все остальное сделают без вас.
– - Так ест!
Когда ударившие откуда-то сверху пулеметные трассы сходу подожгли один мотор, Ханнеман чертыхнулся. Они все же проморгали эту атаку. Но кто же, их атаковал? Противник ударил фантастически стремительно, и снова исчез. Бросив машину в скольжение чтобы сбить пламя, обер-лейтенант отметил, что пока самолет управляется. Затем, почти сразу положив 'Хейнкель' на другое крыло, он попытался развернуться, и со снижением уйти в облака. Попытка не удалась. На этот раз польский истребитель зашел ему в лоб. Эрвин с удивлением успел отметить непривычные очертания вражеской машины. На контркурсах пучок трассирующих пуль снова быстро ударил по второму мотору, и '111-й' начал падать. Прыгать было еще рано, на такой высоте если и не задохнешься, то сознание можно потерять, поэтому обер-лейтенант не спешил отдать приказ на покидание самолета. Он поспешно запустил таймеры самоликвидации фотоаппаратуры, и продолжал пытаться управлять ставшей вдруг непослушной машиной, сбрасывая высоту. А странный, золотистого цвета противник, кружил уже совсем рядом. Этот аппарат напомнил Эрвину, виденные в авиационных журналах французские истребители. Кроме раскраски необычными были, пожалуй, только торчащие на половину из крыла колеса шасси, а также очень похожие на ракетные ускорители дымящие цилиндры под крыльями. Перед самым покиданием кабины Ханнеман все же успел отправить короткое сообщение по радио. Хоть это должно было окупить их проваленную миссию. Принял ли сообщение кто-нибудь из 'своих', выяснять было уже некогда, пламя быстро подбиралось к бензобакам. Парашюты раскрылись намного ниже окутавшегося дымом и окончательно вошедшего в пикирование самолета...
***
Большая группа мальчишек стояла перед высоченной решетчатой сварной эстакадой. Мещеряков снова отметил буйную Харьковскую пятерку, восторженно пялящуюся на спуск по рельсам кабин посадочных тренажеров. Стометровая гора с высокой почти вертикальной конструкцией, плавно выгибающаяся с восьмидесяти до пятнадцати градусов, явно внушала мальчишкам любовь и уважение.
– - Кто смелый, шаг вперед!
'Ну, кто бы сомневался. Все хотят с горки покататься. Это они смелые, пока не увидели зеленых лиц, тех, кто уже съехал. Сейчас пара этих красавцев прокатится на скорости за сотню кэмэ в качающейся с борта на борт кабине, и навек избавится от желания проходить у нас в школе последний отбор. Ладно, поглядим'.
– - Воспитанник Гандыба, и воспитанник Серебровский!
– - Я!
– - И-а!
– - Ты что ишака тут изображаешь?
– - Та, не. Это он от волнения заикаться начал.
Строй подростков тут же грянул восторженным хохотом. Мальчишки бравировали на публику, но Мещеряков уже насмотрелся до этого разных 'номеров' и очередной заход его не впечатлил.
– - Ну что, молодежь?
– - Вот еще, товарищ командир! Мы что на санках не катались?!
– - Чиго тут бояться? Э-э! Вот у нас в Прыэльбрусье целых тры километр можьно с горы лететь.
– - А вот эта палка в кабине зачем?
– - Ты чо дурило, палок никогда не видал?! А-га-га!
– - Эта палка, товарищи воспитанники называется штурвал. Если человек в кабине при спуске не управляет штурвалом, то кабину шатает с борта на борт, как шлюпку на морских волнах. Ощущения там при этом не из приятных. Вот поэтому задача спускающегося не просто съехать ради удовольствия, а добиться ровного спуска. Так чтобы не валяло вправо-влево...
– - Как в самолете?!
– - Именно, как в самолете. Ну что готовы Гандыба?
– - К борьбе с штурвалом мы всегда готовы. А призы за лучший спуск будут?
– - А как же! Те, кто освоит упражнение на четыре и пять, смогут перейти к следующему этапу тренировок. Ну, а всем остальным... Им мы предложим пройти отбор на механиков самолета и на другие специальности. Все ясно?
– - Ясно-ясно. товарищ командир, когда уже нам слетать дадите?
– - Вы двое садитесь в эти кабины впереди инструкторов. Сам я с товарищем лейтенантом буду сзади из третьей кабины смотреть, кто и как из вас съехал.
Наконец, исполненные важности, лица первых 'испытателей развлечения' замерли в кабинах. И вот уже сами двухместные кабины, зацепленные цепью Гааля, тронулись наверх, к ровному участку рельс на вершине. Мещеряков звонко крикнул 'Музыка!', и стоящие у подножья мальчишки вместо ожидаемого карусельного сопровождения вдруг с удивлением услышали из обычных квадратных уличных динамиков громкий зловещий свист, быстро переходящий в нестерпимый для ушей грохот. В этот момент ряды желающих скатиться с горки суматошно качнулись назад. А оба 'смельчака- первопроходца' в расстроенных чувствах под собственный истошный вопль понеслись по гремящей и трясущейся дороге к подножью. На их счастье, штурвалы в задних кабинах, удерживаемые твердой рукой, не дали тренажерным кабинам воли в недавно "разрекламированной" Мещеряковым "валежке" с крыла на крыло.
Вторыми на эту геройскую проверку решилась пара лидеров других мальчишеских землячеств. Количество одновременно съезжающих кабин составило пять, столько могла принять на себя вершина 'эстакады'. При этом внизу уже ждали пять следующих кабин. Конвейер заработал почти непрерывно. К вечеру, из двухсот юных кандидатов прошедших первичный отбор, на второй тур осталось уже сто четыре измученных паренька. На следующий день та же самая горка вновь продемонстрировала свой крутой норов. Скорость спуска за ночь успела вырасти с семидесяти километров до девяноста пяти. Из тех, кто вчера с пятого раза все-таки научился, хотя бы кое-как управляться с 'палкой-штурвалом', настали новые нелегкие испытания. Сегодня помимо лишь слегка смягченного шлемофоном 'выступления харьковского реактивного ударника' им в уши громко диктовали команды, сидящие в задних кабинах инструкторы. И упрямо стиснувшие зубы будущие курсанты, постоянно сбиваемые с толку путанными командами, и мигающими индикаторами приборной доски, наконец, увидели, что все эти 'катания' оказались отнюдь не развлечениями. Сейчас отсев шел уже не так стремительно. К концу второго дня в строю оставалось почти восемь десятков парнишек, которых лишь разделили на четыре группы и предупредили о начале обучения. Между изматывающими тренировками на горках их ждали безумно интересные занятия на 'кинотренажере'. Там, сидя в подобии кабины, 'юным учлетам' предстояло отрабатывать старт с условием выдержать курс и не уйти с полосы куда-нибудь в сторону. Сидя с другой стороны экрана мальчишкам снова пришлось бороться с непослушным штурвалом и педалями. Теперь из прошедших предварительный отбор уже никто не мог покинуть территорию просто так. Отказников ждали сибирские и дальневосточные детские дома-колонии военизированного типа. Терять даже такие крохи информации о боевой реактивной программе страна не могла...