Ветер нагваля или Прощание с доном Хуаном
Шрифт:
Меня вела Сила. Что-то ещё держало в городе, мелкие дела. Оборвал все связи с людьми, отношения, затемнил, затуманил мотивы своих поступков и планов, чтобы исчезнуть, раствориться и стереть личную историю. Уже начал пересмотр своей жизни. Но это не так просто. Мы живём и вынуждены существовать среди людей, в социуме. Ни одну женщину я в начале не смог позвать с собой в магический и волшебный мир снов. Женщины шарахались от меня, когда я «раскрывался», подозревая лёгкое помешательство (а ведь, именно они значительно способнее нас, мужчин, к практике сновидения!) Мой путь и удел одинокой птицы…
Положительным было то, что на первые несколько лет жития у меня имелись деньги. Быстро на удивление, в один день рассчитался с работы. А при расчёте в бухгалтерии в кабинете мне неожиданно был явлен знак — напутствие. Хмурый и незнакомый бухгалтер предложил взять, «подарил» как ненужный (?!) («Хотите — заберите себе»), «ничейный» (?!) первый толстый том К. Кастанеды! У меня такого ещё не было, а имелись две книжонки в мягких обложках, вошедшие в первый том. В благодарности к Духу я принял бесплатно бесценный дар.
Один, без семьи, без поддержки и опоры, без работы,
Так я стал одиноким воином…
Деревенский калейдоскоп (1)
Деревушка моя затерялась за лесами, среди болот и полевого раздолья. После лета «зимует» всего пять домов. Сколько таких на Руси полузаброшенных, полупустых деревень с одинокими бабками. Почти совсем высохли русские, самобытные, крестьянские корни. Однако многие ветхие лачуги со временем превращаются в крепкие дачные постройки с участками земли для жителей областного города, которым тоже не хватает денег. И городским людям приходится «выживать» за счёт своих огородиков. Лицо русской земли показывается не в столицах, где пышно процветает капитализм, а вот в таких вот убогих деревнях, забытых богом. Каждый год здесь от водки умирает кто-нибудь, в основном не очень старые мужчины. Россия времён христианского странничества, когда по дорогам бродили калеки, кликуши и юродивые, так и не изменилась и по-прежнему больна.
Деревня, Русь! Кажется, ты ещё жива, видится, ты тихо вымираешь.
Мой деревенский дом, обветшалый и старенький — не большой и не маленький, обычный, каких много в России, был некогда выстроен для крестьянской семьи с коровой, курами и поросёнком. Здесь меня нянчили 2-3-летнего мои незабвенные предки — дед и бабка. Сюда на природный простор я приезжал каждое лето вместо пионерского лагеря. Обыкновенный порядок вещей: бревенчатые, тёмные от времени стены, залатанная дранками крыша, резные оконные рамы (наличники), чердак с засохшими бабочками, комнаты и всяческие закуточки внутри со старинными сундуками и кадками, крытый «двор» с хлевом и шестом для кур, заваленка, крыльцо. «На-златом-крыльце-сидели-Царь-с- Царевной…» И двери, которые скрипят неподражаемо, каждая на свой лад. «…Сапожник-портной-кто-ты-будешь- такой?» Кто ты такой???
Я приехал сюда со своей магической идеей. Я тайком в себе и с собой привёз дона Хуана. Отчуждённо, но с любопытством смотрел на здешних людей. Хоть и не был я в своей деревне очень долго, некоторые меня помнили. Всегда так — планируешь одно, строишь себе один образ действий, а жизнь вносит свои коррективы и поправки, а то сам Дух и вовсе расстроит и поменяет все твои планы. Любая идея, воплощаяясь, материализуясь, претерпевает непредвиденные изменения.
Соседи по дому слева от меня, мужчина и женщина, обоим за 50 — семья деревенских алкоголиков. Очень хорошие люди, но типично русской болезнью заражены — периодическое запойное пьянство по неделе или месяцу. Он, Григорий, — чернобровый коренастый еврей, располагающий к себе повествовательной вкрадчивой откровенностью. Она, Любушка, сухая, хрупкая, очень некрасивая, но чем-то обаятельная и добрая женщина, волосы цвета соломы с проседью, глаза выцветшие, голубые с «паутинкой»; грубый, не к месту большой мужской нос. Бог явно обидел мою соседку. Её лицо в целом, да и фигуру, стругал явно не мастер столярных искусств, который мог бы своими стамесками подчеркнуть изящество тех или иных линий в рисунке губ, подбородка, выделить формы носа и разреза глаз, детализировать проволоку бровей и ресниц. Всё лицо Любушки смазано и грубо. У неё нет лица, потому что Любушку кое-как, впопыхах производил на божий свет дровосек — всего лишь несколькими грубыми ударами топора. И она, обделённая мужским вниманием, а порой и презрением, сильно от этого страдала, и наконец, стала с молодости сильно пить. Но я отношусь к ней с особой теплотой и нежностью, она мне дорога и мила, потому что помню её ещё с раннего детства. Она приходилась старшей сестрой моего деревенского друга, уехавшего навсегда жить в какой-то далёкий сибирский город. Люба — дорожка к моему детству. Первые деревенские гуляния и поцелуи с девчатами среди природы, когда уже сам чистый воздух как сладкий поцелуй; гитара, первые пылкие влюблённости, острота переживаний, романтика, трепет чувств… Соседка Люба — инвалид II группы по сердцу. И как её больное бедное сердце выдерживает месячные запои, когда она уже со второй недели ничего не ест, а живёт исключительно на водочном питании — непонятно! Две кошки и две большие замечательные собаки в этой семье. Один пёс дворняга, похожий на колли — первый раз такого разумного встречаю — не любит, когда кто-то рядом смеётся. Встаёт на задние лапы, а передними колотит в грудь смеющегося. Вторая собака серьёзная — немецкая овчарка, она служила в польской таможне Такая же умная, будто воплощённый по ошибке в собачье тело человек! Навязчиво будет тебе тыкаться в ноги, пока не кинешь ей камень или палку. Принесёт. Привыкла она служить. Вообщем, магические собаки. Вот только эта бедная живность, бог весть, чем кормится, когда хозяева уходят в крутой «штопор», и сами по месяцу ничего не едят и к концу запоя даже не могут встать с постели. В связи с тем, что каждый год кто-то в деревне от водки умирает, я по приезду в первую очередь о Любушке беспокоюсь, жива ли моя соседка?
Затвор затвором, а полное отшельничество в начале моей деревенской жизни никак не получалось. Перешагивал через самоотречение — нужно было к людям обращаться, чтобы с деревенским бытом помогли освоиться. Чтобы напомнили мне: что, почём и как. По дороге в магазин, в соседнюю деревню прицепился ко мне вольноопределяющийся парень лет тридцати, Юрка. Лицо треугольное, брови обгорелые, а зубы чёрные от папирос и чайного чефира. Не хотел, а разговорился с ним. Он работает
Лучше всех в здешних местах косил траву худощавый мужичонка Володька Гусев, с подпрыгивающей походкой. Чтобы так косить, надо родиться и вырасти в деревне. Пройдёт косой с утра, как бритвой по щеке — начисто. Трава ложится ровно. Искусство!
Но ближе к делу, к дону Хуану. Я это отступление специально сделал. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» Здесь вам не мексиканские пустыни. Здесь леса, болота, комары да змеи, озёра, кабаны, волки, коршуны. Здесь русский Дух, здесь Русью пахнет! И корни мои здесь.
Полночь. В комнате полумрак. Я лежу на диване, на котором всегда спал мой дед. Думается, не спится. С мыслью — «всё-таки надо заснуть», почувствовал вдруг какую-то странную резь в теле. Открыл глаза. Надо мной в полный рост стоит человек в маске палача в балахоне, который носили когда-то члены американской группы «ку-клукс-клан», истребляющие неугодных людей, в частности, негров. И этот палач-мститель большим острым колом больно тыкает в моё тело и пытается выковырять меня из моей физической оболочки. Ясно вижу его в полутьме, чувствую реальную щемящую боль. Что-то сразу мне подсказало, что если я сохраню свою лежачую позу, останусь в безопасности. Страшно, но не очень. Представьте: ночь, заброшенная среди синих, дремучих лесов деревня, и я один в старом, запустелом, необжитом доме с непонятными звуками, стуками и шорохами на чердаке, за печкой и за стенкой. Кошки? Мыши? А может быть не они, или не только они?.. И неизвестно, откуда взявшийся, страшный палач возле тебя и не во сне! Рехнуться можно, «крыша» поедет (как точны наши выражения! Едет крыша — сдвигается наша точка сознания!) Неподготовленный человек может в такой ситуации отреагировать неоднозначно, и точно тогда «поедет» точка сборки… А я в это время знал, что передо мною не галлюцинация! Их вообще у меня никогда не было. Однако многое я в своём сознании уже проработал, поэтому остаюсь в основном спокоен. Дон Хуан указывает на определённый класс неорганических существ, которые реально сделать нам ничего не могут, но напугать могут сильно, до седых волос и даже до смерти!
Лежу, но беспокойство моё усиливается. Хочу разобраться, выяснить, но не могу встать. Я необъснимо скован, повязан, склеян. Слышу сзади женский голос в движении (летает возле, за спиной): «Ой, ну чего же ты не выходишь? Всегда такой активный…»
Я: «Кто это?» Голос: «Это опытный и опасный маг!»
В голосе звучат нотки поддержки, доброты, помощи. «Маг» продолжает меня больно расковыривать. Уже впадая в панику и всё более доверяясь этому поддерживающему женскому голосу, я кричу: «Что он от меня хочет? Помоги мне!»
Сам усилием воли встаю физически с дивана и включаю в комнате свет. На часах 0.30. Никого. Очень тихо, подозрительно тихо. Просто угрюмая, зловещая тишина! Знаю, что «Они» ещё здесь, подле меня. Молюсь в ночи…
Много было разных «гостей». Я научился использовать энергию страха для перемещения своей точки сборки. Страх — очень мощная и ценная энергия для сновидца. Надо уметь его трансформировать. Настоящий страх исходит из пупочного энергетического центра. Как верно — животный страх! Именно такой я и хотел вызвать в себе и использовать в парашютном прыжке — не получилось. Для неподготовленного человека страх может стать разрушительным — точка сборки произведёт отмашку в крайне нежелательную энергетическую область. И что потом? А потом — психическое потрясение, сумасшествие, временное или полное, окончательное с соответствующими последствиями. Либо тяжёлые болезни тела. Хочу пояснить основное отличие двух типов страха: один грудной, эмоциональный, сформированный ранее, во многом надуманный; он связан с собственной проекцией, выражается боязнью, испугом, восприятием неизвестного, незнакомого и потому, возможно, опасного. Такой страх имеет разведывательную, поисковую природу. Это, чаще всего, распространённое воспритие темноты, неясных фигур, которые нам кажутся угрожающими, абстрактный страх смерти, страх перемен, и даже — страх страха… Другой вид страха представляет собой более обоснованное, плотное и прямое энергетическое явление. Он переживается в том случае, когда жизни человека всерьёз угрожает настоящая опасность. Когда хотят убить, уничтожить, захватить, съесть. Когда существует опасность сорваться в пропасть, застрять между рельсами, по которым движется поезд… И когда мы напрямую (при непосредственном контакте) сталкиваемся с определенным типом неорганической, чужеродной энергии, который проявляется именно в практических занятиях магией. В последнем случае нас сразу начинает трясти, колотить, бить дрожь. Мы испытываем при этом чудовищный ужас. Невыразимый ужас от того, что сама нечеловеческая природа данного чужеродного, планетного сознания — хищная, агрессивная, захватническая, всасывающая, уничтожающая. Свет нашего сознания хотят поймать, утащить во всепоглощающую адскую тьму, всосать, выпить — и такая природа зловещей неорганики и такие мотивы и повадки неорганических существ очень хорошо и точно описаны у Кастанеды! Встречаясь с подобной неорганикой, мы не можем реагировать по-другому — этот вид страха распространяется на клеточный уровень, он является всепронизывающим вплоть до туалетного недержания, до седых волос и катастрофического старения организма. Редко кому «повезло» испытать такой страх. Но представить его можно — вообразите, что некое первобытное, людоедское племя вас захватило и собирается съесть заживо. В область такого страха мага первоначально толкают «союзники»…