Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
Шрифт:
– Ваш муж умер, – решилась она добавить в конце.
– Да, – спокойно ответила Роза. – Я чувствую. Как и то, что моя дочь часто брала в руки эту открытку. Я всегда чувствую ее, но здесь, в Меркабуре, нельзя увидеть близкого человека оттуда, из реального мира.
– Что такое Меркабур? – спросила Инга.
– Ты не знаешь? – удивилась Роза.
– Наверное, знаю, – Инга вспомнила свою открытку для хулиганов. – Но не помню. Или помню, но не тут. Расскажите, пожалуйста.
Они беседовали долго. Оранжевые облака все так же висели внизу, окрашенные неизменным мягким золотым светом.
– У Меркабура много разных значений. Изначальный смысл – колесница. Что-то вроде средства передвижения между мирами, измерениями, и даже во времени. Символ Меркабура – карусель. Обыкновенная детская карусель. Сел в игрушечный самолетик, проехал круг, и ты уже в другом мире.
Карусель… так вот она зачем? Выходит, мамина открытка перемещает между мирами? Или как?
– Инга, мне очень знакомо твое лицо. Мне кажется, ты слишком молода, чтобы я помнила тебя по реальному миру. Может быть, я знала кого-то из твоих родных?
– Мою маму зовут Надежда Петровна.
– Ты – племянница Марты, – сразу догадалась Роза, и ее щеки зарумянились. – Мы… мы с ней были лучшими подругами.
– С Мартой все в порядке, – поспешила Инга уверить Розу.
– Я так и думала, я чувствовала. А какая она теперь? Расскажи мне. – Роза взяла Ингу за руку, отчего в глубине живота закололи мелкие приятные иголочки.
– Ммм, – замялась Инга. – Ну, конечно, характер у нее не сахар, и она развела толпу котов, и кормит голубей на улицах, и со всеми ругается, но, по-моему, жизнью она вполне довольна.
– Марта развела кошек? – хихикнула Роза. – Как это на нее похоже, уж если чем увлекается, то на полную катушку.
– Ага. Главных любимцев зовут Алла Борисовна и Филя.
– Да, я помню, она эту певицу еще тогда очень любила. А кто такой Филя?
– Это… это ее новый муж. То есть теперь уже нет, но был. Тоже певец.
– Муж Марты? – удивилась Роза.
– Нет, муж Аллы Борисовны.
Роза задумалась о чем-то своем, Инга разглядывала облака – безмолвные, мертвые. Ни ветерка, ни птицы, и стрелки часов неподвижны, мертвое небо, мертвая башня, и только Роза – живая, воздушная, в белом платье. Ей снова захотелось сбежать. Каково это, все время быть в открытке? А мама и папа, они тоже пропали, и если не утонули, то…
– Роза, а как вы попали в открытку? Как туда вообще попадают?
– Инга, ты ведь скрапбукер, или я ошибаюсь?
Инга замялась. Интересно, ей уже можно считать себя скрапбукером?
– Ну, в общем, скорее да, чем нет.
– И не знаешь таких элементарных вещей? Неужели тебе никто не объяснил? – ахнула Роза. – Ай-яй-яй, ну и времена у вас там. У тебя и скрап-альбома еще нет? Ты и про Кодекс не знаешь?
– Альбом есть. Мне мама оставила.
– Нет, я про твой собственный альбом, с твоим хранителем?
Инга покачала головой и спросила:
– А что это значит – хранитель?
– Инга, не знаю, в какую историю ты попала, но ликбез тебе
Роза оглядела небо, потом глянула на часы, на полотенце Инги, развешенное на ограждении башни, потом на саму Ингу и добавила:
– Расскажу быстро самое важное, что успею. Остальное – в следующий раз.
– Я никуда не тороплюсь, – Инга так разволновалась, что замахала руками.
– Тебе нельзя здесь быть долго, – покачала головой Роза. – Я сейчас объясню, почему.
Роза говорила торопливо, сбивчиво, не все было Инге понятно, но она боялась перебивать. И чем больше рассказывала Роза, тем лучше себя чувствовала Инга. Облака внизу окутывали покоем и безмятежностью, она так бы смотрела и смотрела на них целыми днями. И потом, может быть, это и не закат вовсе, а рассвет. Здесь и не поймешь, где восток, а где запад. Вечный восход солнца – что может быть прекраснее? Она пропускала мимо ушей некоторые слова Розы, потом спохватывалась и снова слушала во все уши.
Про альбомы, хранителей и Кодекс скрапбукера ей стало более-менее понятно. Пока Роза рассказывала, как важно сохранять равновесие между Меркабуром и реальностью, Инга слушала вполуха, разглядывая облака, и толком не уловила, как его держать, этот баланс. Зато спектр всего, что можно сделать с помощью скрапбукинга, ее поразил до глубины души. Стало понятно, почему Тараканище так жаждет воспользоваться ее услугами. Уж точно не семейные воспоминания собирается запечатлеть! Но больше всего Ингу мучил один вопрос.
– И все-таки, как вы попали в открытку?
Роза промолчала, только погладила Ингу по руке.
– Роза, – осторожно начала Инга. – Я знаю про вас и Марту. И я знаю, что вы хотели сделать открытку для Марты, чтобы спасти ее из тюрьмы. Как же вы попали в открытку?
– Тебя это не пугает? Мои отношения с Мартой, – обеспокоенно спросила Роза.
– Другие времена. Сейчас этим никого не удивишь, – Инга посмотрела Розе в глаза и невольно залюбовалась ярким румянцем на ее лице.
На самом деле она соврала. Нет, она, конечно, уважала альтернативные отношения, как современная женщина, но при одном воспоминании о цветочной поляне и мягких нежных руках ТОЙ Розы из ТОЙ открытки какая-то ее часть начинала сходить с ума. И просыпалась неуемная дрожь в животе, и за краешек сознания цеплялась странная мысль: эта цветочная волна, опьяняющие капли росы, они гораздо более настоящие, чем то, что было у нее с Аликом и с другими мужчинами. Она не разрешала сама себе задать вопрос: «Что, если и я тоже?..» Слишком боялась услышать собственный ответ. И тогда думала: может быть, дело вовсе не в том, какого пола партнер? А в чем тогда?
– Меня не пугает, – сказала Инга, сдерживая внутреннюю дрожь, потому что Роза все еще смотрела на нее вопросительно.
– Мне сейчас кажется, я была неправа, когда делала ту открытку для Марты. Я как с ума сошла. Я совсем не подумала ни о Дине, ни о Льве, хотя он, в сущности, был хорошим человеком и очень меня любил. А может, я просто была слишком самоуверенной. Да, я считала, что смогу сделать такую открытку, какую до меня еще никто не делал в нашем городе. Рискнула, несмотря на предупреждение Кодекса, и даже не понимала тогда, чем я рискую.