Ветер с океана
Шрифт:
И словно подчеркивая конец, он пустил свой голос на самые низкие ноты:
Сердце мое, трудяга и мученик, Тоскливо считает до встречи дни. Ты, океан, великий разлучник, Соединил нас, разъединив.— Каково? — воскликнул он. — Срубил каждую строчку, как вылепил. Когда выйдет моя новая книга, люди будут драться у прилавка, чтобы скорей купить. Это я тебе гарантирую, Миша. Пока
— А кто этот ДРУГ, который отдаляется в океане? — спросил Миша.
— Да никто, — равнодушно ответил Шарутин. — Образ. Для впечатления.
Мише стихи понравились, но ему подумалось, что было бы куда сильней впечатление, если бы в рифмованных строчках говорилось о реальных людях.
В районе вагоностроительного завода группка жителей расчищала трехэтажную руину. Возле бывшего дома стояли два грузовика, в них валили мусор, битый кирпич, гнилые доски и бревна. В сторонке складывали целые кирпичи и железную арматуру. Пять мужчин загружали кузова машин, около двадцати женщин расчищали завалы и на носилках подносили мусор.
— Она! — воскликнул Миша, останавливаясь.
— Кто — она? — переспросил Шарутин, потянув Мишу за рукав. — Идем, это не твой участок.
Миша узнал в группе работающих женщину, что повстречалась у Вечного огня. Но сейчас она выглядела по-иному. У памятника павшим гвардейцам она шла строгая, со скорбным лицом, в темно-сером платье. Теперь она тянула носилки с молодой напарницей, обе были в цветастых платьях, в косынках, обе смеялись, она мало напоминала ту, что сохранилась в памяти, но это была все же она. Миша решительно сказал:
— Никуда дальше не пойдем, будем работать здесь.
— Можно и здесь, — согласился покладистый штурман. — Отдавай мой инструмент, Миша.
Миша отдал Шарутину лопату и кирку, сам взял лежавшую на земле свободную лопату и подошел к женщинам.
— Добрый день, подружки! Не возражаете взять в напарники? Мы с товарищем спецы по земляным работам.
— Спецы? Значит, начальство? — насмешливо сказала молодая. — Удивительный народ мужчины, все бы им командовать, пять мужчин в нашей бригаде — один работает, четверо распоряжаются.
— Мы будем работать, распоряжайтесь вы! — Миша вонзил лопату в грунт.
Слежавший мусор плохо поддавался, Миша схватил кирку. Шарутин накладывал разрытую щебенку и битый кирпич на носилки, женщины выбирали целые кирпичи. Молодая сказала с удивлением:
— Впервые вижу парней, которые работают, а не горланят. Таких можно брать в напарники. Правда, Анна Игнатьевна?
Вторая засмеялась. Она хорошо смеялась, добро, с лукавинкой. И лицо ее при смехе очень молодело.
Пока женщины относили наполненные носилки, Миша с Шарутиным разрыхляли горку завалов. Шарутин сказал, что обе женщины — неплохие, а та, что постарше, даже красивая, с такими работать одно удовольствие.
Еще две женщины бросили лопаты и подошли, теперь Миша со штурманом нагружали двое носилок. Миша работал с такой быстротой, словно не мусор расчищал, а раскапывал заваленного человека. Шарутин попросил, когда обе пары женщин понесли нагруженные носилки:
— Угомонись! Так же вымотаемся. Миша подмигнул.
— Вымотаемся — чепуха. Главное — поразить. Распоряжавшийся расчисткой мужчина объявил получасовой перекур. Женщины отдыхали, где было удобнее. Шарутин прохаживался по улице, молча шевеля губами — видимо, читал про себя стихи. Анна Игнатьевна села на расчищенные ступеньки лестницы. К ней подошел Миша.
— Гора с горой не сходится, Анна Игнатьевна, а человек с человеком — да. Не припоминаете старого знакомого?
— Случайного знакомого, — поправила она.
— Должок за вами, Анна Игнатьевна.
— Не понимаю, Михаил Прокофьевич.
— Имя все-таки запомнили, — сказал он с удовольствием. — Только, пожалуйста, Миша, на Михаила Прокофьевича пока не откликаюсь. Я насчет квартирки — обещали подыскать.
— Искала — не нашла.
— А в вашей нет лишней комнаты?
— Мы сами живем в одной. И в доме на девять десятых разрушенном.
— Печальная история…
— Обычная, Миша. Многие здесь живут, как я.
— А можно поглядеть на ваш дом? Ужасно интересно знать, какие жилищные условия в Светломорске. Мы с другом проводим вас после воскресника.
— Слушайте, Миша, — сказала она дружелюбно. — Не надо так со мной разговаривать. Я уже объяснила вам — для ухаживаний не гожусь. Найдите кого-нибудь помоложе и посвободней. Вот Катя, моя напарница, — очень мила, незамужняя, характер хороший. Я с ней работаю в одном цеху и ручаюсь — будет отличной подругой.
Миша сказал с насмешкой:
— Жалко вас, невольница, оказывается. И очень муж ревнивый?
— Жутко! — подхватила она весело. — Такой вспыльчивый, что убить может, если заметит, что ко мне пристают. Вам надо остерегаться, Миша.
— Я ревнивцев не пугаюсь, — пробормотал он. Сообщение о муже все же обескуражило его. В глазах Анны Игнатьевны вспыхивали лукавые огоньки. Он с досадой сказал — Вы не думайте, я не из тех, кто нахальничает.
— И мне так кажется, — сказала она серьезно. — Брат Алексея Прокофьевича не может быть легкомысленным.
— Я не в Алешку, я в себя. Перекур кончился, давайте трудиться. Как вас обеспечивать — с прохладцей или на рысях?
— Лучше на рысях. — Она показала на основательно уменьшившийся завал в лестничном пролете. — До конца дня нам надо все это расчистить, такое у нас задание.
Миша орудовал киркой с тем же старанием, Шарутин накладывал мусор на носилки. Он с силой вонзал лопату в землю и так полно набирал ею, что и четыре женщины не успевали относить. Шарутин похвастался, передыхая: