Ветер в его сердце

де Линт Чарльз

— Ничего я с ним не «замутил»! Он явился в управление шерифа, и они потребовали задержать вас.

— Ну а как же, — не унимается Рувим, — заставили тебя поплясать под их дудку.

Джерри вздыхает.

— Я понимаю, что их показания не сходятся. Но Сэмми — уважаемый бизнесмен, и если он выступает с подобными обвинениями, да еще касающимися несовершеннолетней, мы обязаны их рассмотреть.

— Я тоже уважаемый бизнесмен, — парирует Рувим. — Но конечно же, куда моей лавчонке до казино.

— Дело

не в размахе бизнеса, и ты отлично это понимаешь.

— Возможно. Но на твои вопросы в участке отвечаю я, а не он.

— Он уже дал показания в управлении шерифа.

— Значит, мы тоже даем показания и уходим? — уточняет Рувим.

— Не все так просто.

— Двадцать моих псовых братцев скажут тебе, где я находился ночью в четверг.

— Нисколько не сомневаюсь, — отвечает Джерри. — Но любой человек за пределами резервации сочтет ручательство твоих парней пристрастным, а Стив вот и вовсе говорит, что всю ночь он провел в пустыне в одиночестве. Одного его слова для подтверждения недостаточно.

Он переводит взгляд с меня обратно на Рувима.

— Пойми, раскрыть дело о похищении, доставить арестованного в кабинет окружного прокурора и спасти жертву — это же мечта каждого копа, будь он хоть федералом, хоть из управления шерифа. Да хоть из Бюро по делам индейцев. От повышения ни один не откажется.

— А как насчет племенной полиции? — вопрошает Рувим. — Она тоже об этом мечтает?

— Шеф мечтает, — пожимает плечами полицейский.

— А ты?

Взгляд Джерри устремляется в невидимую даль.

— Знаете, когда я был счастливее всего? Когда пас овец на дедовских пастбищах. Отец мой отчалил в родео-турне, и мы с младшей сестренкой Энни и матерью перебрались к ее родителям. По отцу я скучал, но, черт побери, как же мне нравилась жизнь на ранчо. Особым богатством похвастаться мы не могли, но выращивали тыквы, кукурузу и бобы, овец вот разводили, так что нам вполне хватало. В школу я пошел только в десять и думал, что помру, когда меня забрали из-под того расписного неба.

— К чему ты клонишь? — интересуется Рувим.

Я трогаю его за руку:

— Пускай закончит.

С подобной стороны Джерри мне прежде не раскрывался, но я отлично его понимаю. Раз оказавшись среди этих пыльных холмов, уезжать отсюда уже в жизнь не захочешь. Лишись я всего, что здесь имею, сердце мое разобьется на мелкие кусочки — и навряд ли когда заживет.

— Мама любила своих родителей, — продолжает Джерри. — Уважала их, конечно же, но хотела для меня и Энни большего. Семья наша всегда относилась к традиционалистам, но она настояла, чтобы я стал копом. Поэтому-то сейчас я здесь и сижу. И я не могу выступать ни за традиционалистов, ни за казиношную клику. Чтобы делать свою работу как должно, я не могу принимать чью-либо сторону.

— Ну и? — не терпится Рувиму. — Для нас-то

что это значит?

— Это значит, что свою работу я воспринимаю серьезно. Это значит, что если управление шерифа требует допросить вас обоих, именно так я и поступлю. Точно так же я планирую лично допросить Сэмми. Для меня важно докопаться до сути происходящего, а не заработать очки. Мне плевать, кто на кого валит — вы на Сэмми, или он на вас. И мне плевать, если кто-то добивается повышения. Для меня не это главное. Главное во всей этой истории — девочка-подросток и то, что с ней произошло.

Рувим хлопает ладонью по столу.

— А я тебе говорю — мы не имеем к ней никакого отношения!

Это не совсем правда — уж точно касательно меня. Я всецело понимаю чувства Джерри. Похвально, что в первую очередь его волнует Сэди. Но мне известно, что все это действительно брехня — и что рассказывает ее отец, и что якобы видел Сэмми. И я знаю, что Сэди ничего не грозит. Да сейчас она в большей безопасности, чем когда жила с этим куском дерьма, своим папашей.

— Мне нельзя показываться в управлении шерифа или ФБР, — объявляю я.

— Слушай, я прекрасно понимаю, что тебя что-то привело на наши холмы, — кивает Джерри. — И я никогда не спрашивал тебя, почему ты здесь, и никогда не пытался докопаться до этого сам — потому что ты всегда был хорошим членом нашей общины. Но теперь мне нужно, чтобы ты перестал прятаться. Ты должен мужественно принять то, от чего ты там сбежал, черт подери. Ты должен помочь мне. Под угрозой жизнь молоденькой девушки.

— Я живу здесь вовсе не потому, что совершил какое-то преступление.

Полицейский пожимает плечами.

— Мой дед говаривал, что наша земля не прощает ошибок, но на ней можно обрести прощение. Приходи с открытой душой, поживи здесь достаточно долго, и солнце и пустыня выжгут все, что ты принес собой.

— Некоторые вещи не заслуживают прощения, — отвечаю я.

Джерри сочувственно смотрит на меня. Я верю в его искренность, вот только он понял все неверно.

— Так что же ты совершил, Стив?

— Ничего я не совершал. Я допустил, чтобы кое-что совершилось, и если мне придется общаться с твоими дружками-копами, все это снова навалится на меня.

— Так ты сообщник.

— Только не в том смысле, в каком ты думаешь. Ничего противозаконного.

— Девочка…

— Я сказал тебе правду. Я был в пустыне. Рувим и я не похищали ее. На твоем месте я как следует потряс бы ее старика.

Я отодвигаю стул под собой и встаю.

— Сядь, — велит Джерри.

— Нет, с меня хватит.

— Не заставляй меня бросать тебя в камеру!

— Ты вправду думаешь, что камера меня удержит?

Он определенно вспоминает, как мы с Калико появились буквально ниоткуда на стоянке Центра общины.