Ветер забытых дорог
Шрифт:
Итвара - знаток священных Свода и Приложений, но ему не хватает накала участвовать в общих спорах. Так же нерешительны и его сторонники.
Человеческое имя «Дайк» жителям Сатры произносить трудно. Они стали называть пришельца Дэва - Сияющий.
– Насколько мне открыта истина, - произнес Тесайя Милосердный, - Сияющий - вестник нам свыше. Его память подобна запечатанному посланию. Сам Дэва не в силах его развернуть, но мы должны понять, что ему предназначено до нас донести. Он утверждает, что в своих снах стал свидетелем преступной любви Йосенны к человеку, который был проклятьем Сатры. Насколько мне открыта истина, это и есть предназначенное нам послание.
– Я видел во
– Не пришел ли ты для того, чтобы объединить нас перед явлением Жертвы?
– вышел к нему Сатвама Справедливый в золотом венце.
– Может быть, с твоим приходом Сатра должна обрести царя?
– Не знаю, - повторил Дайк.
– Откуда мне знать? Но я небожитель. Я, может быть, что-то должен Сатре…
– Почему ты зовешь Белгеста героем?
– сурово спросил Дварна.
Но его перебил шум на краю площади. Оттуда с гулом надвигалась толпа. Приблизившись, она слегка раздалась, и в окружении небожителей Дайк увидел Гвендис. Она шла к нему с таким непринужденным и спокойным выражением лица, словно все вокруг ей было давно знакомо. Громадный Тьор в меховой куртке, с секирой за плечами, озирался, по-детски приоткрыв рот: великаны - строители из камня, и руины мраморных зданий притягивали его удивленный взгляд. Сполох с палицей у пояса бросал зоркие взгляды вокруг, при случае готовый к любому подвоху.
– Мы небожители, а это - наш тирес, - произнесла Гвендис на языке Сатры, показывая на Дайка рукой.
– Пожалуйста, примите нас с миром.
Часть 4
Итвара уныло правил лезвие бритвы. У небожителя лицо должно быть гладкое, а не заросшее шерстью. Раб принес миску с горячей водой.
– Поставь на стол, - произнес Итвара.
На стене перед его лицом висел отшлифованный золотой поднос. Глядясь в него, небожитель занялся уничтожением «шерсти» на лице. Кожа у Итвары была очень нежной и белой, а волосы почти рыжими. От бритья кожа сразу покраснела и начала гореть. Небожитель прижал к лицу мокрое полотенце.
«Вся Сатра встала на голову из-за этого пришельца, - попытался развлечь себя мыслями Итвара.
– А у него, кстати, шерсть на лице тоже растет! Но вместе с тем он сияет… Когда-то это могло бы перевернуть вверх дном все наши знания о мире и о собственном предназначении. А теперь наоборот… у нас столько книг, столько толкований и толкований к толкованиям толкований, что никакой опыт не заставит нас пересмотреть наши законы. С помощью писания мы способны объяснить все. Действительности совершенно нечем нас обескуражить. Жизнь больше не в силах задать нам вопрос, который выстоял бы против готовых заранее наивернейших ответов…»
Итвара отнял от лица полотенце, повесил на спинку кресла и, сутулясь, волоча ноги, как старик, поплелся в книгохранилище.
Законы Сатры определяли священные книги. Но их мало кто знал, особенно потому что недостаточно было знать само писание, или же Свод, а надо было всерьез изучить то, что Итвара называл «толкованиями к толкованиям толкований» - иначе говоря, Приложение. Любой, понимающий Свод в прямом смысле - как в нем написано - впадал в заблуждение: на самом деле каждое слово Свода имело особый и подчас иной, чуть ли не противоположный смысл, что и разъяснялось в Приложении.
Отец Итвары посвятил всю свою жизнь тому, чтобы выучить Приложение и Свод. Он собрал полное хранилище источников и приобрел в Сатре огромный вес, потому что в любом споре мог показать свиток или книгу с подтверждающим его правоту стихом. Итвара тоже выучил порядочно,
Одной из главных задач Приложения было толкование Светоча. Толкователи объясняли: дочь царя Бисмы полюбила человека, и с той поры началась погибель всех Сатр. Дасавасатра так и не была воздвигнута. Живущие в шатрах людские вожди разрушили Бисмасатру. Сама Сатра сохранилась, но понесла урон - утратила сияние и лежит в руинах. Таково было наказание свыше за отступничество Йосенны, которая вдобавок ввела во грех собственного отца: она коварством заставила царя Бисму поклясться, что он не уничтожит человека по имени Белгест.
– Можно, Итвара?
– раздался в книгохранилище приветливый голос Тесайи.
«Ага, Сахарные Уста!» - ухмыльнулся Итвара, у которого для всех знакомых имелось тайное прозвище. Тесайю он называл про себя еще и «Сладострастником».
– Входи, тирес, - откликнулся он.
Тесайя, хмуря черные дуги бровей, предстал перед ним.
– Здравствуй, тирес Итвара. Последнее время ты не вступаешь ни в какие споры и избегаешь высказываться. Даже когда Сатвама или Дварна передергивают и искажают Приложения, ты молчишь. Ты роняешь себя в глазах посвященных.
Итвара болезненно поморщился.
– Ты же знаешь, Тесайя, все споры бесконечны.
– Сатвама слушает только себя, он просто безумен! Для таких существует лишь то, что они вобьют себе в голову. Но мы должны доносить истину до остальных небожителей и не позволять ее искажать.
– Угу… - совершенно без выражения уронил Итвара, и его губы снова плотно сомкнулись.
Тесайю это не смутило. Он сел поудобнее на скамью.
– Равнодушие погубит тебя, Итвара. Вспомни, как Дварна осудил роспись на стенах моего дворца. Дварна ходил и проклинал меня по всей Сатре за то, что с моих слов Орхейя изобразил подвешенный над огнем котел со священным телом Жертвы. Как будто он не знает строк Свода: «Над огнем висит мой котел, в котором варится чистая пища».
Итавара кивнул. Он помнил эту строку. В третьей книге Свода речь шла о том, какая пища считается чистой и как следует ее приготовлять. Потом в Приложении было написано, что, разумеется, речь здесь иносказательно идет о будущем явлении Жертвы.
– Ага… - подтвердил Итвара.
– А Дварна ссылался на стих: «Неискаженной истиной душа твоя напитается». «Истина», которой мы все намерены когда-нибудь «питаться» - это Жертва, и получалось, что «нельзя искажать», означает «нельзя варить его тело в котле». Я ничего не забыл, Тесайя. Вы перерыли все писание, и каждый нашел подтверждение своим взглядам. Потом против Дварны выступил Сатвама… ну, эти всегда друг против друга. Сатвама напомнил, что золотой котел достался нам с древних времен в наследство, а зачем еще котел, как не для приготовления Жертвы. На что Дварна ответил - котел для того, чтобы слить в него кровь, поскольку она так же целебна и спасительна, как и плоть. И все понеслось по новой. Правда, приверженцы Дварны малочисленны, и когда вы соединились с Сатвамой, вы задали ему жару. Собственно, вы справились без меня, и никто уже не смеет говорить, что тело Жертвы следует поедать сырым. Что дальше?
– Дальше?
– шевельнул гибкой бровью Тесайя.
– Сатвама объявил, что тело Жертвы не может иметь никакого вкуса, ибо не вещно. Я же всегда учил, что оно будет сладчайшей пищей вкушаемой.
– И вы опять засыпали друг друга доказательствами, а Дварна смеялся, когда ваши приверженцы подрались на площади, - ухмыльнулся Итвара.
– Он сказал, что даже если сейчас явится Жертва, вы никогда не узнаете, кто из вас прав: вы оба недостойны съесть ни частицы его плоти.
Полное лицо Тесайи слегка покраснело: