Ветхий завет
Шрифт:
Езекия и пророки помолились богу — и всё ассирийское войско было уничтожено в лагере за одну ночь. И случилось это в Африке.
После такого ужаса ассирийский царь вернулся в Ниневию, где был зарезан своими сыновьями, которые бежали после убийства на гору Арарат.
На трон сел третий сын царя, который футболист.
Вся эта история сама по себе фантастична, но ни о каком поражении ассирийцев от иудеев, ни о каких преследованиях за это израильтян, живущих в Ниневии, и речи нет.
И тут, как снег на голову,
Но это не всё! Поработав ножиком, ассирийский царь делает маленький перекур, а потом идёт искать трупы тех, кого только что зарезал. Зачем он их ищет?
Не знаю, может быть, хочет молоточком коронки повыбивать, или браслетики снять. Мало ли что.
Ищет. Но не находит! Потому что бывший царский экспедитор, а ныне меценат, Товит успевает все эти трупы закопать.
Царь в ярости. Ему доносят, что тайными захоронениями занимается Товит. Жизнь героя в опасности — он бежит из города.
Как только он бежал, всё его имущество было украдено. Из всего добра у Товита осталась жена Анна и сын Товия. Но он не взял их с собой в побег — бросил на произвол разъярённого царя.
Но добро всегда побеждает зло. Сеннахирима зарезали сыновья — мы помним эту историю. Воцаряется третий сын — Сахердан. И сразу же добро начинает побеждать.
Новый царь выбирает себе нового министра финансов и экономики. Среди ассирийцев толковых финансистов и бухгалтеров, конечно же, нет.
Что остаётся делать бедному ассирийскому царю? Он назначает на этот высокий пост ещё одного еврейского раба — кого же ещё?
Звали талантливого счетовода Ахиахаром. Он был настолько талантлив, что царь сделал его ещё и своим заместителем. «Вторым после себя». Вот это рабство!
Но и это ещё не всё. Знаете, кто он такой, этот молодчага Ахиахар? Он родной брат нашего Товита.
Видно, бабушка Деворра и этого паренька в детстве научила — кому и сколько следует давать.
Стоит ли говорить, что после таких назначений жизнь у Товита резко наладилась?
«Когда я возвратился в дом свой, и отданы мне были Анна, жена моя, и Товия, сын мой, в праздник пятидесятницы, в святую седмицу седмиц, приготовлен у меня был хороший обед, и я возлег есть».
Зашёл в ломбард, там ему выдали жену и сына. И сел покушать пельменей по этому поводу. Вернее сказать, лёг покушать. Ели лёжа — этому научились у греков.
Так что, когда вы смотрите на картину «Тайная вечеря», где вся бригада принимает пищу, сидя за столом, не верьте увиденному. Ели они, лежа на левом боку. А на правом боку переваривали.
Да. Пельменей было очень много. Поэтому папа Товит сказал сыну Товии: «Сынуля, пробегись по центру и поищи какого-нибудь бедного еврея — мы его накормим».
Сынок побежал. Вернулся ни с чем.
— Батя, во всей Ниневии я нашёл только одного бедного еврея. Но он мёртвый,
Товиту взрыднулось. Вспомнил старые времена — взял лопату и пошёл хоронить висельника.
После похорон помыл руки и сел кушать. После еды он вспомнил, что возился с трупом и не принял душ после этого. Пришлось идти спать за городскую стену.
Так у них было принято — все некрофилы спят на земле за городской стеной, под открытым небом.
Пока укладывался спать, воробьи нагадили нашему герою на лицо. Прямо на глазные яблоки. Герой ослеп. От птичьего дерьма. Бывает же такое!
Читатель, напрягите воображение. Или проведите эксперимент. Встаньте под деревом, где гнездятся не воробьи, а вороны. Запрокиньте лицо к небу и стойте в таком положении целый день.
Ручаюсь — вы будете в вороньем помёте с ног до головы. Но глаза ваши останутся нетронутыми. Чтобы птичка попала вам в глаз, нужно очень постараться.
Товит умудрился. А теперь нужно было лечиться. Врачи разводили руками.
Обучаться поэзии было поздновато — да и не получился бы Гомер из Товита, размах не тот. Опять же, азбуку Брайля нужно осваивать. Волокита.
Высокопоставленный брат поставлял нашему слепцу продукты питания, но потом уехал по царским делам. А кушать хотелось. Жена села за прялку — на хлеб зарабатывать. С ней рассчитывались продуктами питания. Видно, Товит был на удивление прожорливым.
Однажды с Анной рассчитались за пряжу козлёночком. Она только собралась приготовить из него мужу чанахи, как была сурово остановлена слепым супругом.
— Этот козлёнок краденый. Нельзя его есть.
— Какая разница? Я же его не украла, а заработала.
— Верни козла, я сказал. Глупая баба, делай, что тебе говорят!
— Вот ты какой, олень северный! Видно, не зря воробьи тебе зрение подкорректировали — бог шельму метит.
Анна хлопнула дверью. Товит заплакал и, как водится, начал жаловаться богу: «Прости меня за грехи моих предков». Конечно, нужно просить прощения за грехи предков, которые поклонялись Ваалу.
В самом деле, не может быть, чтобы я, такой хороший, был в чём-то виноват. Мёртвых земляков хоронил, бомжам обноски отдавал, царю вино наливал — за что меня наказывать? А ведь это наказание — просто так воробьи никому в глаза не какают.
Товит плакался в жилетку, а зрение не возвращалось. Он начал педалировать: «сил моих больше нет. Не хочу так больше жить! Или возвращайте мне зрение, или забирайте меня на тот свет». Прислушался. Ни гу-гу.
Автор оставляет нашего героя в суицидальных раздумьях и устремляется в Екбатаны, столицу Мидии, где в плену томились ещё одни семиты — иудеи. Последуем за ним.
В Екбатанах жила некто Сарра Рагуиловна. Именно в этот день вавилонская пленница жутко рыдала по причине ссоры со своими служанками.