Везучий
Шрифт:
– Погоди-ка, Кукушкин… Не надо сейчас фугас подрывать…
– Как же это, товарищ лейтенант, оставить его? Нам вроде говорили, что…
…не понял он меня, не понял…
– Не надо фугас подрывать, – твёрдо произнёс лейтенант, глядя в глаза солдату. – Его надо снять!
– Как снять?!! – Кукушкин решил, что ослышался. – Обычно же…
– Плевать мне на обычно! Я сказал – снять! Обезвредить и снять!
– Да вы что, товарищ лейтенант?! Это же нельзя. Запрещено!
Ермак, крутившийся рядом, подошёл поближе и замер, словно
– Ладно, солдат, – зловеще проговорил Потапов, – боишься, значит. Трусишь! Понятно! А ну давай сюда свои причиндалы! Я сам всё сделаю! Только – не обижайся потом!
Лейтенант нагнулся и протянул руку к кукушкинскому рюкзаку. Солдат быстро схватил рюкзак и отскочил с ним в сторону:
– Вы не сапёр! – с отчаянием воскликнул он. – Вам и подходить туда не положено!
– Здесь я командую! Я сам знаю, что мне положено, а что нет! Не тебе учить! Давай щуп и "кошку"!
– Не надо, – враз обмяк солдат, – я сам сниму… – И быстро, деловито достав из рюкзака щуп, пошёл в угол, к указке. Ермак, обежав его спереди, встал боком, не пропуская. Кукушкин потрепал его по загривку и, отстранив с дороги, пошёл дальше. Ермак заметался суетливо и вдруг, прогнув спину, почти ползком, поскуливая и подвывая, двинулся за хозяином.
– Ну?! – крикнул лейтенант.
Сапёр зашевелился на коленях:
– Не понять ничего! Не с той стороны подрыл. С другого бока взрыватель, оказывается! Ну, Ермак, не мешай, ну куда ты лезешь?!
– Ладно, брось его! Слышишь, что говорю, брось!
Вдалеке послышалось комариное гудение вертолётов.
– Бросай! Накладывай шашку, взрывай, к чёртовой матери, и поехали отсюда!
– Сейчас, сейчас! Нащупал, кажется! Ничего тут особенного. "Кошку" только зацепить не за что!
Потапов сжал кулаки. Только бы не было в фугасе секрета! Только бы не было!
– Ой! – вдруг воскликнул солдат. – Товарищ лейтенант, "кошку"-то я в рюкзаке оставил. Вы не принесёте? А то у меня руки заняты и отпускать я это дело не хочу.
"Вот раззява! "Кошку" он забыл! Голову не забыл случайно? Да где ж она? А вот, нашёл… Всё, что только можно, нарушаем! Видел бы комбат!"
Потапов достал "кошку" – длинную верёвку с крюком на конце – и понёс её Кукушкину в угол. "Сейчас, сейчас. Сейчас всё будет хорошо!…"
– Спасибо, товарищ лейтенант! Ермака только заберите. Сейчас зацеплять буду…
Лейтенант протянул руку и ухватился за ошейник:
– Ну, Ермак, Ермак, мешаешь ведь!
Но Ермак сопротивлялся. Вместо того, чтоб сидеть рядом, он улёгся на брюхо и, жалобно поскуливая, мотал головой, пытаясь вырвать ошейник из рук лейтенанта. Возня эта становилась опасной.
– Ладно, хрен с тобой! Цепляй, Кукушкин, а то твой дурак сейчас сам всё сдвинет. Заткнись, скотина! Сколько можно скулить?!
– Он не дурак! – обиженно отозвался сапёр, не отрываясь от работы. – Пусть
Кукушкин изготовился зацепить крюк за тканевую оболочку фугаса:
– Отойдите, товарищ лейтенант!
Потапов, потоптавшись на месте – с одной стороны, отходить не очень-то прилично, а с другой – солдат прав: он только раздражает его своим присутствием и мешает работать, – повернулся спиной к фугасу и медленно, словно нехотя, пошёл к дальнему пролому.
"Сейчас! Сейчас! Сейчас Кукушкин зацепит заряд, и мы сдёрнем его с места из-за укрытия! Если есть элемент "неизвлекаемости", то взорвётся, но мы будем далеко. – Потапов на глаз прикинул, хватит ли длины верёвки, чтоб дергать её из-за дальней стены, – должно хватить… – Сейчас, вот только зацепит!…"
Взрыва он не услышал…
В спину толкнуло что-то огромное и бесформенно гигантское, а перед глазами, обгоняя, пролетело за стену в каком-то нереальном, замедленном полёте разорванное надвое тело Ермака…
Комбат мерил палату шагами. Молчал, ничего не говорил. Потапов, в синей больничной пижаме, пересиливая тошноту и головокружение, сидел на кровати, опустив на пол босые ноги. Комбат метался из угла в угол. Молчал. Лейтенант, не поворачивая забинтованной головы, следил за ним одними глазами. Сидеть было тяжело, и Потапов из последних сил старался не потерять сознания…
– Товарищ майор, – сказал незаметно вошедший в палату врач. – Вертолёты прибыли. Раненых необходимо срочно вывозить в армейский госпиталь. Ну и Кукушкина тоже… – На фамилии Кукушкин врач запнулся.
Комбат остановился и почти непонимающе взглянул на него. Потом, сообразив, кивнул и направился к двери. У косяка остановился и обернулся на лейтенанта. Потапов опустил красные, больные глаза.
– Повезло тебе, – негромко, очень сдержанно произнёс комбат. – Повезло тебе, что сам ранен…
Развернулся и вышел.
За окном ревели вертолёты с красными крестами на бортах. Санитары таскали носилки.
Светлана Иванова
КАРЕН ТАРИВЕРДИЕВ. МЕНЯ ХОРОНИЛИ ПЯТЬ РАЗ
На войне все дело – в соплях. Так утверждал мой знакомый служака-«афганец». Кто-то наматывает эти сопли на кулак и идет в бой. А кто-то растирает их по морде и остается в укрытии или прячется за спиной других. Есть еще такие, у кого соплей нет вообще, говорил мой приятель. Но их – единицы. И они всегда молчаливы. Почему? Просто всегда думают о жизни других. У майора разведки Карена Таривердиева за весь Афган погиб всего один боец в подразделении. Все остальные сотни жизней он вернул женам и матерям. А сам умирал пять раз. Он так про себя и говорит: обычный солдат. Рядовой майор.