Виа Долороза
Шрифт:
Аркадий обернулся к Таликову, прикрыв трубку ладонью.
– На сколько?
– На две недели…
– На две недели, – эхом повторил Резман. – Нормально? Но только к репетиции надо приступить сегодня… Да! Уже сейчас… Я за тобой сейчас заеду, будь дома. Договорились?
Положив трубку на место, он задумчиво почесал нос:
– Так! С клавишником разобрались… Теперь бы тебе литы сделать… Тексты песен у тебя есть?
– Есть… Дома… – кивнул Таликов.
– Вот и ладушки! – Аркадий достал из куртки потрепанную, коленкоровую записную книжицу и, пошуршав потемневшими, плотно исписанными страницами, принялся набирать следующий номер. –
Он развернул блокнот на последнем листе и принялся на нем что-то быстро записывать.
– Вера Адамовна, завтра же сделаем! Обещаю! Кстати, можем заодно организовать вам небольшой концертик во время перерыва… Как всегда – бесплатно! Нет! Ну что вы, Вера Адамовна… Никакой попсы, только хорошая, добрая лирика… Помните, года два назад была такая популярная песня "Чистопрудный бульвар"? Так вот тот же исполнитель! Да? Замечательно! Значит завтра мы у вас в 12-30… Как штык! Всё Верочка Адамовна, до свидание, до завтра…
Довольный Аркадий положил трубку, но Игорь глядел на него сумрачно, без всякой благодарности. Произнес с металлическими интонациями:
– Я ж тебе сказал, что "Чистопрудный бульвар" петь не буду! Ты, что не понял?
Резман грустно усмехнулся.
– А кто тебе сказал, что ты будешь петь только про свой бульвар?
– Ты только что это сказал!
– Слушай, мужик! – взорвался вдруг Аркадий и темные глаза его недобро сверкнули. – Я тебя вижу второй раз в жизни и я хочу сделать так, чтобы у тебя были литы, понимаешь? Просто так! За спасибо! Для этого тебе надо завтра в Министерстве культуры один час отработать свою лирическую программу, а после этого можешь петь любые свои песни, понял? У тебя будет разрешение на ВСЕ твои песни! На все! Без исключения! А дальше разбежались – я тебя не знаю, ты меня не знаешь… Работать я с тобой не собираюсь! Так что решай сам: или ты подставляешься и тебя с твоими ребятами на твоих первых гастролях берут за жопу за отсутствие разрешения или завтра ты выступаешь в Министерстве культуры…
Пожилая вахтерша, перестав читать, растерянно опустила журнальчик, удивленно смотрела на разъяренного Аркадия. Игорь смущенно почесал затылок.
– Слушай… Я не понял… Зачем тебе все это надо? – спросил он.
– Принцип у меня такой! – тяжело дыша, ответил Резман. – Помогать людям… Может потом как-нибудь встретимся, посидим за пивом… Жди меня через час – будет тебе клавишник!
Через час Аркадий действительно привёз нового музыканта.
– Илья, – скромно представился парень. Длинный с горбинкой нос, чуть на выкате глаза под девичьи густыми, словно нарисованными ресницами и волосы, стянутые на затылке черной резинкой выдавали в нем типичного неформала-гуманитария. Только тонкие упрямые губы и двухдневная щетина выказывали в нем характер, несколько отличающийся от отличника-ботаника. Без лишних слов он встал за инструмент и, взглянув в ноты, легко пробежался пальцами по клавишам. Таликов, одобрительно хмыкнув, скомандовал:
– Начали!
Аркадий просидел всю репетицию в зале – занял свое место там же, где прежде, поближе к сцене. Репетиция прошла слаженно и было заметно, что Таликов остался доволен. Но Аркадий
"Похоже, игра не стоит свеч!"
Но перед тем, как попрощаться, подошел все же к Таликову и договорился, куда им завтра надо подъехать.
На следующий день, к обеденному перерыву Таликов со своей группой приехал к Министерству культуры, где перед входом его уже ждал Аркадий.
– Давай тексты песен! – сказал ему Аркадий, едва они успели обменяться коротким рукопожатием. – Только я тебя прошу, старик, – без самодеятельности, иначе подставишь и меня, и ребят…
– Не бойся! – флегматично ответил Игорь. – Раз обещал отыграть нормально – значит, сделаю… Будет вам… "Белый лебедь с аккордеоном"! – он болезненно сморщился, как будто его ткнули шилом в бок.
Выступление он начал с "Чистопрудного бульвара"… Потом пел песни Туманова, свои старые лирические песни… Чиновникам от культуры концерт понравился. Мелодичные лирические композиции, так отдающие ностальгией по безоблачной поре середины восьмидесятых, привели их в благодушно-расслабленное состояние… На это, в общем-то, и рассчитывал Аркадий. Когда концерт окончился он слезливо пожаловался, что такой талантливый исполнитель, как Игорь Таликов, до сих пор не имеет разрешения на исполнение своих песен, и ему легко, не читая, проштамповали все тексты. После концерта, когда музыканты собирали аппаратуру, он подошел к Таликову.
– На, держи! – протянул он Игорю залитованные листки. – Теперь весь свой репертуар можешь исполнять на законных основаниях… Ну, будь здоров, Аника-воин! Давай только договоримся на счет Ильи – ему за три недели надо отстегнуть две тысячи. Сможешь?
– Две тысячи? – озадаченно переспросил Таликов. В уме он прикинул, что этом случае его доля, которая и так была меньше, чем у остальных уменьшалась чуть ли не на четверть. Плюс ещё расходы на дорогу, гостиницу…
"Маловато будет!" – подумал он с сожалением. А тут ещё вспомнилось о матери, которая жила сейчас вместе с ними и спала на матрасе на полу, потому что не было денег, чтобы купить ей новую кровать.
"Ладно, перебьёмся пока как-нибудь! – решил он. – В конце концов теперь есть разрешение, да и гастроли не накрылись… Илья, похоже, нормальный мужик, – не жлоб… Выкарабкаемся! Бывало и похуже!" Он тепло поблагодарил Аркадия, крепко пожав ему напрощанье руку. Резман вырвал из записной книжки листок и, написав на нем свой телефон, протянул его Игорю.
– Звони, если что…
Сунув книжицу и ручку обратно в карман вытертой голубой джинсовки, он уже собрался уходить, как Игорь вдруг остановил его.
– Подожди, Аркаш! – смущенно сказал он. – Слушай-ка… А поехали вместе с нами! Мне директор сейчас во как нужен! – он чиркнул ладонью под аккуратно подстриженной бородкой. – Я ведь хреновый администратор… Честно!
Резман недоуменно остановился, пристально взглянул на Игоря, словно стараясь определить, говорит ли тот серьезно и так – повинуясь секундному порыву.
– Я серьезно! – почувствовав его колебание, произнес Игорь.
Аркадий недоверчиво кашлянул.
– Сколько ты хочешь снять за эту поездку? – спросил он, прищурившись.