Вице-консул
Шрифт:
Пение удаляется.
– Я, наверное, ошибаюсь, этого не может быть, мы здесь за тысячи километров от Индокитая… Как бы она смогла?
– А вы знаете, – говорит Джордж Кроун, – что Питер пишет книгу, вдохновившись ее песней Саваннакхета?
Питер Морган наконец смеется.
– Я вдохновляюсь болью Индии. Все мы так или иначе это делаем, не правда ли? О такой боли возможно говорить, только дав ей дышать в нас… Я сочиняю записки об этой женщине.
– Почему о ней?
–
– Есть моя Индия, есть ваша, и еще чья-то, и еще, – говорит Чарльз Россетт – и улыбается, – а можно, что вы, кажется, и делаете, впрочем, не знаю, заметьте, я с вами незнаком, – смешать все эти Индии вместе…
– А у вице-консула Индия больная?
– Нет, у него ее нет вовсе.
– Так что же у него вместо нее?
– Да ничего.
– Мы-то привыкли, – говорит Майкл Ричард, – все мы. И вы тоже, пяти недель вполне достаточно, трех дней достаточно. А потом…
– Россетт, вице-консул все еще тревожит вас?
– Нет… так потом… вы говорили…
– О! Потом… потом… нас куда сильнее выбивает из колеи вице-консул, нежели голод, свирепствующий сейчас на Малабарском берегу. Он ведь безумен, этот человек, верно, просто-напросто безумен?
– Когда он кричал, вспоминался Лахор… там, с балкона, ночами, он тоже кричал.
– У Анны-Марии, – говорит Джордж Кроун, – своя Индия, но ее нет в нашем коктейле.
Он идет к ней и порывисто обнимает.
– Стоит ли здесь лить слезы из-за вице-консула Франции? – спрашивает Питер Морган.
– Нет, – роняет в ответ Анна-Мария Стреттер.
Больше никто, похоже, не имеет мнения на этот счет.
Приносят оранжад и шампанское. Уже не жарко. Слышно, как идет дождь над Калькуттой, шелестит в зелени пальм. Отправятся ли они в «Blue Moon»? Это кто-то спрашивает. Нет, решительно, не сегодня. Слишком поздно. Здесь хорошо.
– Я, кстати, побывал в Пекине, – говорит Джордж Кроун, – ах, я видел тебя на каждой улице, весь город все еще говорит мне о тебе.
– Знаете, – она обращается к Чарльзу Россетту, – «Blue Moon» – самое обыкновенное кабаре. Европейцы боятся туда ходить из-за проказы, вот и придумали, что это бордель.
– Известному лицу, – говорит Чарльз Россетт, смеясь, – наверняка неизвестно сие место.
Гроза удаляется.
– Вы этого ждали от приезда в Индию? – улыбаясь, спрашивает она. – Все ждут чего-то в таком роде.
Снова слышен негромкий крик Калькутты.
– Признаюсь, пять недель, что я здесь, были трудными, но в то же время, и это, наверно, общее правило, здесь встречаешься с чем-то… не знаю… ожидаемым, что ли…
– Вы предпочли бы назначение в другое место?
– В любое другое, на первых порах.
Но
– В его досье, я слышал, есть слово «невозможный».
– Что же было невозможно?
– Чего он хотел от тебя, Анна-Мария?
Она внимательно слушает. Вопрос Майкла Ричарда застал ее врасплох.
– О! Это не вполне ясно.
– А что, если вице-консул из Лахора таким и был – всего лишь человеком из тех, что ищут женщину, подле которой они надеются обрести забвение?
Улыбнулась ли она?
– Что там в точности написано, в его досье? – спрашивает Майкл Ричард.
– Ох! – вздыхает она. – Например, что он стрелял ночью по садам Шалимара.
– Свою калькуттскую резиденцию он тоже громит?
– Нет, – Анна-Мария Стреттер смеется, – никоим образом.
– В Лахоре он стрелял и по зеркалам.
– Ночью в садах Шалимара спят прокаженные.
– Днем тоже, в тени под деревьями.
– Быть может, он тосковал по женщине, которую мог бы узнать… где-то в другом месте?
– Он говорит, что еще никогда… это правда?
– Я почти уверен, что подобные… вещи… – говорит Питер Морган, – он считал как бы своим долгом, поскольку всегда жил с мыслью, что однажды ему придется совершить нечто непоправимое, после чего…
Она вступает в разговор, улыбаясь:
– В самом деле, причем он полагал необходимым пройти через комедию – больше, чем кто-либо, думается мне.
– Комедию чего?..
– …ярости, например.
– Он не сказал тебе об этом ни слова?
– Ни единого, – подтверждает Анна-Мария Стреттер.
– После чего… а дальше? – спрашивает Майкл Ричард.
– После чего, – продолжает Питер Морган, – он будет иметь право на всех окружающих, на их внимание, на любовь мадам Стреттер.
Снова где-то далеко постанывает во сне Калькутта.
– Вот уже три месяца одни и те же журналисты обжираются и заваливаются спать в твоем доме, – говорит, смеясь, Джордж Кроун.
Она объясняет: эти люди застряли в Калькутте из-за проблем с визой, собирались в Китай, здесь им смертельно скучно.
– Что-нибудь будет сделано, чтобы обеспечить Малабарский берег рисом до нового урожая?
– Ничего. Федеративный дух отсутствует, так что ничего серьезного.
– Очередь на неделю за фунтом риса, Россетт, приготовьтесь терпеть.
– Я готов.
– Нет, – возражает Анна-Мария, – все так думают, а на самом деле вовсе не готовы, и это особенно досадно, что так думают.
– Самоубийства европейцев во время голода, который их, однако, никак не затрагивает, – странное дело.