Вид на битву с высоты
Шрифт:
– Так не говорят, – укорил его Мордвин. – Ты бросаешь тень на боевых товарищей.
Мордвин был хранителем боевых традиций, стоял стеной за честь и во всех драках, что возникали среди своих, следил за соблюдением правил. И ему подчинялись – он был авторитетом, словно заработал своей жертвой право не ошибаться.
– И еще скажешь, – продолжал Коршун, который понимал, как важно Мордвину лишний раз подчеркнуть свое право судить, но не хотел вступать в спор – ведь оба понимали, что на передовой воруют и кража не считается серьезным преступлением: ведь я подохну, как и он подох. Но такие слова не умещались
– А приказ?
– Приказ после боя. Надеюсь, ты донесешь до сознания.
– А если командир батальона возражать будет? – спросил Мордвин. Он махнул головой так, чтобы седые волосы прикрыли розовый рубец, – но ничего не вышло. Рубец растолкал волосы.
– Ты каску носи, – сказал Коршун. – Тебе же положено каску носить, когда выполняешь обязанности связного.
– Есть, товарищ лейтенант! – ответил Мордвин.
Он отыскал в углу среди тряпья кучу касок, некоторые битые, гнутые, даже с дырками. Из чего только их делают! Железа, что ли, не хватает? Выбрал по размеру, натянул на шрамы и заковылял к траншее.
Коршун открыл сундучок Шундарая. Это было и правильно, и неверно. Правильно, потому что он заступил на его пост – от командира секретов в роте быть не должно, а неверно, потому что Шундарай еще жив и если придет сюда за сундучком, то может на Коршуна рассердиться.
Но Коршун копался в сундучке не из корысти. У него была одна надежда.
В сундучке лежали новые носки, рубашка гражданская, будто Шундарай собирался дожить до мира... а может, давно уже намыливался смотаться из рядов защитников отечества? Кусок мыла, туалетного, такое только штаб-офицерам дают. Но у нас все можно достать, если захочешь. Потом среди вещей Коршун нашел щиток – такие щитки, удобные, легкие, бывают у ублюдков. Он был невесом, охватывал грудь как широким бандажом, и его не брала никакая сталь. Смотри, достал и молчал. Ничего, мы воспользуемся. Сундучок был выстлан толстой бумагой. Коршун поднял бумагу – там лежал конверт, коричневый, мятый, в нем были три разные фотографии Надин и еще бумаги. Коршун взял себе одну фотографию, и тут прямо над головой – отвратительно, гнусаво – загудела сирена.
Коршун захлопнул сундучок, сунув обратно пакет с письмами и бумагами, задвинул сундучок под койку Шундарая, стащил с себя куртку и тут же надел под нее стальной трофейный бандаж. С ним он чувствовал себя уверенней. Это была ценная вещь. Мало у кого в армии такие были. Говорят, что их выдавали высшим офицерам, которым такие бандажи и не нужны. Это не бронежилет – тяжелый, но непрочный и не выдерживающий прямого удара.
Туда, за бандаж – благо он чуть эластичный, – Коршун затолкал фотографию Надин.
Сирена надрывалась, меняя тон и громкость, будто кто-то хотел убедиться, нет ли глухих среди воинов-защитников.
Когда Коршун вышел из ямы – солдаты уже выбрались из траншеи, некоторые поближе к брустверу, потому что перед боем, по обычаю, должен был состояться поединок. Это было заведено не нами – говорят, еще в средние века, и от исхода поединка многое зависело. Коршун даже спросил как-то Шундарая – а что от этого зависит? Ну пришьет один богатырь
Шундарай только пожал плечами. А ротный фельдшер сказал:
– Знать надо. Психологический фактор – важнейший фактор на поле боя.
Этим он ничего не объяснил.
Богатырь с нашей стороны показался в тылу. Он шагал по главной дороге за знаменосцем, трубачом и барабанщиком. За ним шли помощники, массажисты, доктор, тренер и несколько лам из штаба дивизии. Это было внушительное зрелище.
Коршун знал, что у него еще будет время насмотреться на это представление для всего фронта. Но он знал, что представления представлениями, а война войной. И потому приходилось помнить об овраге, который так неудачно подходил к позициям батальона.
В траншее он встретил Золотуху и Мордвина. Мордвин тащил сундучок Коршуна, в котором только и было ценностей, что хорошей кожи славные башмаки и, конечно же, кубок из черепушки с золотым ободком.
– Привет, Золотуха, – сказал Коршун.
– Привет, – сказал тот, – нашили на тебя лычки, вижу?
– Прости, некогда было к тебе зайти. Сам понимаешь.
– И чем ты им понравился, Коршун?
– Летаю высоко, – ответил тот.
– Чего звал?
– Сейчас пойдем на бой затравщиков смотреть, я тебе все по дороге расскажу.
– А я? – спросил Мордвин.
– А вот у тебя, Мордвин, задача посложнее, – сказал Коршун, зная, что своим приказом сейчас нанесет глубокую рану своему заместителю. – Ты, Мордвин, сейчас перенесешь командную яму роты на запасные позиции.
– Это какие запасные позиции?
– Ты знаешь. Шундарай говорил. В трехстах метрах назад.
– Перед госпиталем?
– Это ближе к санчасти. Там позиция более выгодная, есть возвышенность. А здесь мы в конце оврага – они нас вытеснят.
– Не смей так говорить, – обиделся Мордвин. – Лучше я сам один здесь останусь.
– Не трепись, Мордвин, – сказал Золотуха, – Коршун прав. Пускай наша яма там будет. А то мы уже на самом переднем крае. А если документы в их руки попадут?
– Лейтенант Коршун, – высоким голосом служаки произнес Мордвин, – я буду вынужден доложить о вашей позиции и трусости начальству.
– Ради бога, давай, – сказал Золотуха.
– Я иду смотреть на бой, – сказал Коршун Мордвину. – А ты пошли отделение к выходу из оврага, а потом прикажи кому-нибудь сундучок ко мне перенести. Все спокойнее.
На бой затравщиков смотреть можно и рекомендуется всем, кто на переднем крае. Даже госпиталь приходит.
А затем из покинутых ям, из осыпавшихся траншей, оставшихся от каких-то забытых сражений, из голого леса, что всегда скрывается в тумане, приползают, ковыляют, бредут странные полулюди, тени тех, кто остался жить неизвестно зачем на ничейной и никому не нужной земле.
Так что зрителей к поединку собирается достаточно.
Вокруг вытоптанного поля – на этот раз пришлось очищать новое поле, старое уже захватили ублюдки – плотной толпой стояли зрители. По обе стороны – с нашей и вражеской – были поставлены невысокие трибуны, задрапированные национальными флагами. Наш флаг цвета крови, а в центре белый круг с изображением черного орла. Это древнее знамя державы. Ублюдки обшили трибуны для своих начальников светло-зеленым шелком, по которому раскиданы черные волки. Уродливый флаг.