Вид с больничной койки
Шрифт:
Барон был шокирован замечательной выходкой партнерши. И чтоб как-то уравновесить чаши весов, распушил, что называется, павлиний хвост. Приняв на грудь чуть ли не полфужера коньяка, стал с упоением рассказывать, как в день своего шестидесятипятилетия (два года назад) покорил заоблачную вершину Швейцарских Альп, несравненную Монте-Розу, ростом в 4637 метров. Рекорд свой скалолаз посвятил своей будущей жене.
Тут Шумилова вмиг очнулась. До того она пребывала в глубинах мирового океана, ниже Меридовой впадины. При последней фразе барона явственно помстилось, будто кончиками пальцев правой ноги она успела коснуться — оттолкнуться! — от илистого
Встряхнув своими золотыми кучерями, проговорила томным, будто спросонья голосом:
— Вы сказали что-то о жене… Где она теперь?
На прямо поставленный вопрос Карпофф, по простоте душевной, ответил прямо же:
— Будущая жена. В данный момент сидит здесь… За данным столиком, напротив.
— Но вы же еще не сделали даже… формального предложения.
— Считайте, что я это только что сделал.
То был, конечно, стопроцентный «сюрр». Марина Петровна не знала, что делать: сердиться, смеяться, плакать.
Барон почувствовал в душе партнерши полное смятение, переполох. Он церемонно изогнулся всем корпусом: припал устами к руке мадам. Ее кисть утонула в рыжей, пушистой, приятной на ощупь, с серебряными нитями бороде. В замешательстве она оглянулась по сторонам.
Ресторанная публика жила своей жизнью, все были заняты исключительно собой.
Только скрипач все видел и все понял. Как и прошлый раз, слегка провел он смычком по обнаженному нерву своего миокарда — и скрипка будто живая заговорила человеческим голосом. Явственно слышались позабытые слова:
…Не уходи, побудь со мною, Тебя так сильно я люблю. Своею лаской огневою И обожгу, и утомлю.Боже, какие слова, какая мелодия и как кстати все возникло. Не раньше и не позже… В унисон. Не подымая головы, она положила свою горячую ладонь на руку милого барона, ощутив в ней крепкую мужскую силу. И слегка ее пожала. Без промедления ей ответили тем же.
В десятом часу они вышли на Пушечную. На улице было еще светло, но зябко. По мановению руки к вестибюлю бесшумно подкатило «Золотое такси».
Во всем, что произошло в ресторане, было не то что киношное, нечто фантастическое, едва ль не сказочное. Смахивало и на жестокий розыгрыш. Подумалось Шумиловой: сейчас барон сорвет с подбородка приклеенную бороду, снимет с головы парик — и предстанет в естественном обличье. С такими номерами часто выходил на сцену заводского Дворца культуры любимец публики, доморощенный шутник и выдумщик Вася Сорванцов. Мастерски разыгрывал он честной народ, у самого же на лице никаких ужимок или скрытой улыбочки. Комик от Бога! Не его ль собрат сидел теперь с Мариной рядышком.
Авто медленно катило по кривой Шарикоподшипниковской улице. Все машины почему-то уступали дорогу. При повороте на Люблинское шоссе Марину Петровну сильно качнуло влево. Самарий Кириллович ловко удержал свою спутницу и не очень крепко, но чувственно привлек к себе. Она не стала жеманничать: с благодарностью кивнула и окатила голубым огнем лучистых глаз. При этом в нетрезвой милой головке сибирячки
На самом же деле электромагнитные волны имели божественное происхождение. Разряд их послан был из глубочайших недр Вселенной. Звездочеты подсказали бы более точные координаты: альфа Волоспаса, скорее известного под именем Арктур. Бродит он по капризной орбите космоса, возмущая установленный Провидением ход больших и малых небесных тел.
Далекая звезда послала своему подопечному по электронной почте сигнал, под кодовым названием «благословение». Он-то и вызвал в душе швейцарского подданного соответствующего формата порыв. Барон моментально взбодрился, захорохорился и вошел в роль (не соответствующую его годам и социальному положению) залихватского парубка, который после гулянки решил усилить впечатление. Он встряхнул седою шевелюрой и стал похож на токующего глухаря.
— Кореш моей юности, Шура Мокров, однажды под хмельком поделился личным опытом своего жениховства… Для форса подпустил немного философии и психологии. С озорства, в общих чертах обрисовал исследуемый предмет, то есть женское сердце. Попутно заметив: дескать, оно не как у мужиков бьется, а колеблется, мысленно как бы сомневается. Ну и наша, так сказать, задача заключается в следующем: любым способом сбить девку с толку, ослепить, обворожить, напустить туману. При подходящей возможности не мешает еще и выкинуть этакое загадочное коленце. После этого все: барышня твоя! Бери голыми руками… Не зря же прекрасный пол очень обожает театр, цирк и всевозможные представления.
Такси резко затормозило: уперлось в длиннющую пробку. Впереди лоб в лоб столкнулись «МАЗ» и несчастный «Запорожец». Назад хода тоже не было. Осталось одно: ждать, когда ГАИ разберется. Благо, нашим пассажирам некуда было торопиться.
Самарий Кириллович придвинулся к Марине поближе и продолжил повесть чужой жизни:
— В натуре Мокров был настоящий народный артист, Теркин местного масштаба. Еще и год не минул после демобилизации нашего вояки. Прибыл в Вязники к тетке на побывку, ибо, как есть, был круглый сирота.
В первый же вечер занесло солдата в Дом культуры, на танцульки. Вокруг же ни единой знакомой души. Забился в угол, сидел, как сыч. По сторонам озирался. Никому-то до залетки дела и интереса нет.
— Ну уж кореш-то ваш вообще… Знаменитому Васе Теркину не пара, — встрял в разговор таксист. К сказанному добавил: — Пригласил бы на танец дивчину… За милой беседой, глядишь, утреннюю зорьку встретили.
Марина Петровна насторожила ушки.
— Такая кавалерийская тактика известна, — спокойно продолжал Самарий Кириллович. — Однако гвардеец наш имел далекий прицел. Разом решил все-все вопросы решить.