Вид с метромоста (сборник)
Шрифт:
– Алло, здравствуйте, Дмитрий, отдел заказов компании «Лумина-Люкс-Лайт», Наталья. Чем я могу быть вам полезной?
– Я хочу заказать пять ящиков…
– Вы какую организацию представляете?
– Нет, я частное лицо.
– Минуточку, Дмитрий, переключаю вас на менеджера по заказам от частных лиц.
Моцарт. Потому что он очень позитивный.
– Добрый день, Дмитрий! Отдел заказов компании «Лумина-Люкс-Лайт», Виктория, слушаю вас…
– Хочу заказать пять ящиков…
– Простите,
– С доставкой, конечно!
– Одну секунду, Дмитрий!
Моцарт на маленькой скрипке играет.
– Добрый день, Дмитрий, «Люмина-Люкс-Лайт», отдел доставки, Алиса!
– Хочу заказать с доставкой пять ящиков…
– Простите, Дмитрий, в пределах Москвы или за МКАД?
– За МКАД.
– Дмитрий, переключаю на менеджера-специалиста.
Моцарт играет, играет, играет, а скрипка поет.
– Дмитрий, здравствуйте! Отдел доставки, Евгения!
– Здрасьте. Хочу заказать с доставкой за пределы МКАД пять ящиков…
– Извините, Дмитрий, но доставка за пределы МКАД только не менее двадцати ящиков.
– Извините, Евгения.
– Что вы, спасибо за звонок!
Наконец-то короткие гудки.
Грустно другое. Почему-то грустно, что Анна, Наталья, Алиса, Виктория и Евгения, и тысячи, десятки, сотни тысяч им подобных, каждое утро, причесавшись и накрасившись, надев строгий бизнес-костюм, колготки, несмотря на любую жару, высокие каблуки, несмотря на боль в ногах, сломя голову несутся в свой офис, чтобы переключать звонки с менеджера Татьяны на менеджера Полину…
Но ничего.
Скоро будет революция.
Угнетенный и ограбленный офисный работник, этот пролетарий XXI века, возьмет судьбу человечества в свои наманикюренные руки!
Моцарт предвосхитил Вагнера. Хотя с первого раза не догадаешься.
Блаженство, недоступное мужчине
В 1976 году, ранним летним утром, я приехал в Минск.
Я ехал на киностудию «Беларусьфильм» с кратким деловым визитом. На один день, чтобы вечером обратно.
Я был нестрижен. Перед этим были суматошные дни, я не успел сходить в парикмахерскую. Кроме того, я был лохмат спросонья.
Поэтому я пересек вокзальную площадь и вошел в парикмахерскую.
Меня постригли.
– Освежить? – спросила парикмахерша. Если кто молодой и не застал, объясняю: это означало «не побрызгать ли вас одеколоном?».
– Нет, – сказал я. – Вымойте мне голову, пожалуйста.
Парикмахерша изумилась:
– Вам? Голову?
– Да, – сказал я.
– А мы голову не моем, – сказала она.
– А… а как же в женском зале? – нашелся я.
– Но вы же мужчина! – парировала она. – Как это вам мыть голову в женском зале? Мужчина и в женском зале! – она едва не фыркнула. – А во-вторых, у нас женский зал пока закрыт. Вымойте голову дома!
– Я приехал
– Ну, в гостинице! – сказала она.
– Я на один день! – сказал я. – Без гостиницы! Вечером уезжаю. Пожалуйста.
– Да мне не трудно, – сказала она. – А чем мыть?
Оказалось, что шампунь заперт в шкафчике в женском зале, а ключи у Тони, которая женский мастер, и Тоня придет только к обеду, потому что вторая мастер в отпуску и Тоня работает одна, по полдня, день – с утра до обеда, день – с обеда до вечера, и вот сегодня как раз такой день.
Но потом она раздобыла какой-то обмылочек и вымыла мне голову. Но на просьбу посушить ответила примерно так же:
– Вы же мужчина! Неужели вы сядете под женский сушуар?
Роскошное слово, кстати. По-французски вообще-то sechoir, ну да ладно. Всё равно в обоих языках от слова «сушить».
– Не сяду, не бойтесь, – сказал я. – Я уже высох.
На том и распрощались, недовольные друг другом.
Кстати, в те годы в Москве мне тоже приходилось упрашивать, чтоб вымыли голову, и с сушкой были точно те же разговоры…
А теперь в любой парикмахерской голову моют в обязательном порядке. И сушат безо всяких напоминаний. Прогресс, я же говорю.
Но зато не бреют, примерно с середины восьмидесятых. А жаль.
Обратный ход
У Саши Тихонова умер отец. Скоропостижно, от инсульта. В одночасье, как раньше говорили. Ему было семьдесят два. Полковник, военный пенсионер.
Саша был корабельный инженер-механик. Когда ему позвонила мама, их корабль был в Индийском океане.
Короче, он приехал домой через месяц после похорон.
Обнял маму. Выпил, погоревал. Наутро поехал на могилу.
Вернулся злой.
– Мама, – сказал он, – ты зачем крест поставила? Он же был неверующий. Член партии. Партбилет не сдавал, между прочим.
– Ну и пускай, – сказала мама. – Я тоже раньше в Бога не верила. А теперь все веруют. Как же могила, и без креста? Все кресты ставят и в храме отпевают…
– Что?! – Саша вскочил со стула. – Может, его еще и отпевали?
– А как же не отпевать? – сказала мама.
Саша дрожащими от гнева руками полез в ящик письменного стола, вынул папку, развязал тесемки:
– Видишь? – протянул ей лист бумаги. – Черным по белому: «Хоронить без церковных обрядов». Ты что, не знала?
– Я же чтоб его душа упокоилась, – сказала она и заплакала.
– Ты еще про тот свет расскажи, – сказал Саша.
На следующий день он пошел в церковь.
– Я сын Сергея Васильевича Тихонова, которого вы отпевали двадцать восьмого мая, – сказал он батюшке. – Во-первых, это было против воли покойного, вот! – он достал из портфеля лист с завещанием, показал пальцем нужные слова. – Во-вторых, покойный был некрещеный. Коммунист. Атеист.