Вид с метромоста (сборник)
Шрифт:
Пахомов стригся у Лены уже полтора года.
Примерно раз в три недели он звонил в парикмахерскую, записывался на вечер и, выйдя из своего офиса, шел в соседний дом, где и располагался этот, как теперь принято выражаться, салон.
Лена была молодая для хорошей мастерицы. Но работала отлично. Пахомов к ней попал случайно: он уже сильно отрос, а свой мастер заболел, вот он и забежал в салон по соседству. Пахомов стригся очень-очень коротко, и прежний мастер делал вжик-вжик, и готово, а эта Лена возилась с ним минут сорок. Он спросил: «Почему?» Она важно ответила: «Тщательность стрижки не зависит от длины
Они болтали о всякой всячине. Она рассказывала о маме и папе, хвасталась, что коренная москвичка в пятом поколении. Пахомов, напротив, был из «понаехавших» – в семьдесят втором году его ребенком привезли из Берлина, где служил отец; а отец родился в Австрии, в советской зоне. Потомственный военный. Но порвал семейную традицию. Отслужил, как надо, и стал архитектором. Она спрашивала: «А как называется стиль вот нашего зала?» Пахомов серьезно говорил: «Рококо в смеси с ампиром, с элементами модерна», хотя на самом деле это был стиль «бордель на вокзале», но зачем же обижать? «Приятно поговорить с интеллигентным человеком», – улыбалась Лена. У нее были хорошие руки. Она была красивая.
Вот, собственно, и все о ней.
Хотя нет, не всё.
Один раз Пахомов пришел на презентацию к одному приятелю и увидел там Лену. Она его тоже увидела, и они оба удивились. Пахомов всегда ее видел в брюках и фартуке, а сейчас она была в платье на лямочках, с голой спиной. А она всегда его видела в старом твидовом пиджаке и джинсах, а сейчас он был в шелковом костюме, шарфе и больших очках в клетчатой оправе.
Она широко ему улыбнулась и кивнула, и он улыбнулся, кивнул и подошел поздороваться: «О, Лена, как дела?» – «Хорошо, спасибо, а у вас?» – но не успел ответить, как у него дела, потому что рядом тут же вырос крупный такой парень и недовольно сказал: «Здрасьте».
– Пахомов, – сказал Пахомов и протянул ему руку.
Тот пробурчал свою фамилию и спросил:
– А вы что, давно знакомы?
Пахомов вдруг увидел, что Лена, отступив на шаг, делает страшные глаза и мотает головой.
– Ну… не помню, – сказал Пахомов. – Да и какая разница? Простите… – и он отошел к группе своих приятелей.
Но потом, на выходе, уже на улице, этот парень снова заступил ему дорогу.
– Ленку я домой отправил, – сказал он. – А ты мне всё-таки скажи, где ты с ней познакомился.
– Нет, не скажу, – сказал Пахомов. – Скажу лишь одно: ничто в наших отношениях не оскорбляло и не могло оскорбить твоих чувств к ней. Поверь на слово!
– Скажешь!
– Дай пройти, – сказал Пахомов и почувствовал удар по голове откуда-то сбоку.
Через неделю Пахомов снова пришел стричься.
– Любой труд почетен, – сказал он. – Вас в школе не учили? Зачем скрывать?
– Он такой интеллигентный молодой человек. Журналист с телевидения. Мне вдруг стыдно стало. Понимаю, что глупо, но всё равно стыдно. Тем более что он намекал на серьезные отношения…
– Тем более! – сказал Пахомов. – Всё равно пришлось бы признаваться.
– Да, но потом! Сняли бы квартиру. Познакомилась бы с его родителями. Он бы сделал предложение. И вот тогда. И ему было бы неудобно отказываться.
– Не знаете вы интеллигентных
– Что это у вас?
– Ваш кавалер меня обеспечил… – сказал Пахомов. – Не сам, а его дружок. Ничего. Тележурналисты, они привыкли в паре работать. С оператором. Кстати. Он вам звонил после этого?
– Позвонил утром, сказал, что уезжает в командировку.
Пахомов рассмеялся:
– Он еще полгода будет по командировкам ездить. И при этом он не будет вам изменять, гарантирую. Я, Леночка, в армии служил в одном очень интеллигентном подразделении. И всмятку умею, и гоголь-моголь…
Лена долго молчала. Потом сказала:
– Это всё из-за меня. Простите.
– Ничего, – сказал Пахомов.
Она долго его стригла, а потом, нагнувшись, сказала:
– Я очень виновата, да. Если можно… в смысле, если вы хотите, я могу прийти, куда вы скажете. Один раз.
Пахомов молчал три секунды. В уме сосчитал: «Раз, два, три». И сказал:
– Нельзя. В смысле – не хочу.
Европа-раз, Европа-два
Дело было в стране на букву, к примеру, В.
Или на букву А, Б, Г, И, Л, П, Р, С, Ч…
В центрально-восточно-южно-европейской стране. В 1930-1940-е годы.
Там жили мальчик и девочка.
Однажды ранним утром девочка проснулась от пения птиц за раскрытым окном. Было солнечно. Она посмотрела на часы, встала, сделала гимнастику, умылась. Мама накормила завтраком ее и папу. Папа пошел на службу, а девочка – в школу. Она ехала на трамвае, смотрела в окно. Там разные люди шли кто куда. У магазинов были красивые витрины. Трамвай проехал мимо театра. Девочка прочитала афишу «Ромео и Джульетта». Девочке было двенадцать лет, она не знала, про что это. В школе спросила у подруг. Ей рассказали. Вечером она попросила маму, чтоб они вместе пошли в театр, на «Ромео и Джульетту». Мама переглянулась с папой. «Не рано?» – спросил он. «Современные дети растут быстро!» – сказала мама.
Через месяц они пошли в театр. Девочке очень понравилось. И сам спектакль, и публика в зале – все такие праздничные, нарядные. В буфете мама купила ей пирожное и бокал лимонада.
Тем же самым ранним утром мальчик проснулся от тяжелого стука в дверь. Мама схватила его, вытащила из кровати, запихнула в кладовку, завалила коробками и тряпками и отчаянно шепнула: «Тссс!». Мальчик слышал, как кричали на его папу и маму. Потом он понял, что сейчас войдут в кладовку. Там был задний люк, в бывшую выгребную яму – когда-то это был старинный клозет. Он прыгнул туда. Там пахло сухим дерьмом. Через три часа он вылез. В квартире не было никого; всё было перевернуто и сломано: что-то искали. Мальчик надел куртку и вышел на улицу. В кармане было несколько монеток. Он сел на трамвай, ехал, смотрел в окно. Там был театр. «Ромео и Джульетта». Он не понял, про что это. Он приехал к тетке. Она спросила: «Чем от тебя воняет?» Он всё рассказал. Она велела ему помыться и отправила в деревню.