Видео Иисус
Шрифт:
Сегодня утром он с нетерпением ждал вечера, чтобы вернуться в лабораторию и снова продолжить расшифровку письма из прошлого. Но в течение дня он так много размышлял над возможностями, интерпретациями и теориями, что у него, казалось, образовалась болезненная закупорка мозгов. И сейчас он просто ехал, ни о чём не думая, открытый всем впечатлениям.
Он мельком взглянул на Юдифь. Она смотрела в темноту, полную шныряющих огней, и была погружена в свои мысли.
– Ты жалеешь, что так получилось? – спросил он. Ей понадобилось время понять, что он имеет в виду.
– Нет. Нет, я думаю, так даже лучше.
–
– Если я перееду к Иешуа, то не пройдёт и пяти дней, как обнаружится, что это я готовлю, мою и стираю. Ты хотя бы представляешь себе, какое у него холостяцкое жильё? В его кухне ни к чему нельзя притронуться без щипцов, а чтобы навести чистоту в его комнате, пришлось бы воспользоваться огнемётом. Так что лучше уж я перееду к матери. Там хотя бы чисто, и она будет ухаживать за мной, а не наоборот.
– Хороший аргумент, – признал Стивен. Она повернулась так, чтобы видеть его сбоку:
– Мне было бы интересно посмотреть, как ты живёшь у себя дома.
– Очень хорошо живу. Я бы тебе с радостью показал, но это в пяти тысячах миль отсюда.
– Ты же вроде говорил, что живёшь в студенческом городке? Но ведь тогда у тебя там только крошечная комнатка.
– У всех остальных действительно крошечные комнатки. Но там есть квартира для коменданта, на самом верхнем этаже, с великолепным видом на лес и на озеро, она пустовала с тех пор, как университет начал экономить на персонале и сократил должность коменданта. Каким-то чудом мне предложили эту квартиру, и я, естественно, воспользовался этим предложением.
– Ага, каким-то чудом. Ясно.
– Две комнаты с холлом, просторные, светлые, с встроенной кухней и крытой террасой. Ты бы тоже согласилась.
– Особые запросы, как всегда. И в каком же состоянии твои две комнаты с холлом?
– У меня очень чисто.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и есть тот единственный мужчина на земле, который сам убирает свою квартиру?
Стивен тонко усмехнулся.
– Нет. Я единственный студент в университетском общежитии, который может позволить себе домработницу.
– Ну, понятно. И я ещё спрашиваю! – она снова отвернулась и стала смотреть вперёд.
Стивен раздумывал, не было ли это тактической ошибкой. На молоденьких студенток его благородно обставленная квартира действовала весьма возбуждающе, но им-то он мог её показать, а не рассказывать о ней. Но стоило начать рассказывать, как чистейшая правда превращалась в хвастовство.
Но Юдифь, казалось, тут же забыла об этом и снова погрузилась в свои мысли.
– Я просто пытаюсь посмотреть на это без драматизма, – сказала она через некоторое время со вздохом. – Я про то, чтобы переехать к матери. В принципе, это совсем неплохо. Конечно, в своё время я приложила все усилия, чтобы уйти из дома. Все, кроме замужества, я имею в виду. Замужество было бы самым простым выходом. И в принципе я своего добилась: у меня своя квартира. Своя жизнь. А сейчас ведь это всего на несколько недель. Почему бы дочери не пожить несколько недель в родном доме? – Она засмеялась: –
– Что за мужчина? Бывший поклонник или вроде того?
– Не думаю. Он говорил только по-английски.
Мимо них прогромыхал большой бензовоз. Одно колесо попало в выбоину и ударилось. Стивен посмотрел в зеркало заднего вида, задумчиво покусал губу и снова стал пристально вглядываться в зеркало.
– Что-то не так? – тревожно спросила Юдифь. – Ты что, ревнуешь или что?
Стивен достал из кармана куртки свой мобильный телефон, включил его и набрал пин-код, чтобы телефон заработал.
– Ты знаешь рабочий телефон своего брата?
– Да, а что?
Он протянул ей мобильник:
– Позвони ему.
Райан следовал за ними на безопасном расстоянии и только один раз, вскоре после того, как они свернули на оживлённую скоростную магистраль в сторону Иерусалима, он подъехал поближе, чтобы удостовериться, что тёмно-синий маленький «фиат», за которым он следует, действительно машина Стивена Фокса и что сам он вместе со своей подругой действительно едут в этой машине. После этого он отпустил их далеко вперёд. Он мог не напрягаться – пеленгатор, который лежал рядом с ним на пассажирском сиденье, не упускал их из виду.
Это была самая волнующая часть его работы – охотиться на людей. Из всех зверей человек – самый опасный, потому что это единственная дичь, достойная своего охотника. Даже в такой маленькой, безобидной экскурсии, как сегодня, его воспоминания будили в крови волнующие моменты. Медики называют это адреналином, а для него самого это было просто другое слово для обозначения жизни. Этот человек действительно по-настоящему жил только тогда, когда охотился.
Сумерки были короткими, и после того как на землю опустилась тьма, Райан видел лишь пару задних огней. Без своего пеленгатора он бы их давно упустил из виду.
Чего им обоим надо в Иерусалиме? Что они делали там вчера? Что вообще могла делать эта молодая пара в святом городе во время шаббата? Мать Юдифи они не навестили. Может быть, они были приглашены на какую-то вечеринку? Но тогда зачем они едут сегодня снова? Может, они снимают номер в почасовом отеле? Но если им так надо трахаться, они могли бы делать это хоть целыми днями в палатке Фокса. Как ни крути, а их поездка не имела смысла.
Райан не любил, когда вокруг него творились вещи, не имеющие смысла. По его опыту это означало, что в действительности происходит то, чего он не знает.
Впереди показался Иерусалим. Он бросил взгляд на экран пеленгатора. Светлая точка всё ещё была на месте.
– Что-то ты грустный, будто недоволен чем-то.
– Да, – кивнул Эйзенхардт и прочесал растопыренными пальцами слипшиеся от пота волосы. Что-то с кондиционером было не в порядке. Телефонная трубка около уха неприятно повлажнела. – У меня такое чувство, будто я сижу здесь бестолку. И страх, что в какой-то момент меня с криком и руганью погонят отсюда, потому что я не оправдал ожидания, которые никогда не были конкретно артикулированы. Как у Кафки – в «Процессе», где главный герой так и не узнал, в чём его, собственно говоря, обвиняют.