Вихрь с окраин Империи

Фреза Роберт А.

Обсуждая вопросы размещения прибывших войск, они проговорили еще несколько часов. И только перед самым уходом Верещагин спросил Хории:

– Как поживает лейтенант Мидзогути?

Хории подал знак Янагите, который ответил:

– Он был уволен из армии и ведет весьма деятельную жизнь в своем родном городе.

– А его глаза? – осведомился Верещагин.

– К сожалению, его зрительные нервы не поддались восстановительной терапии.

Верещагин кивнул. Вскоре он вышел из здания вместе с Эбилем и Харьяло.

– Мне на какой-то момент показалось, что

ты знаешь этого адмирала, – заметил Харьяло, когда они шли к машине.

– Да, я узнал его почти сразу же. Он служил лейтенантом на Кикладе, в 3-м гвардейском батальоне. А сейчас он на верную дюжину лет старше меня из-за сдвига во времени.

Харьяло удивленно посмотрел на него.

– 3-й гвардейский… Разве его не полностью уничтожили?

– Фактически да. Хории был одним из немногих, кто выжил.

Харьяло бросил взгляд через плечо.

– С Хории, возможно, удастся поладить, но у Суми явно спеси больше, чем ума, – вздохнул он.

– Как у большинства «черноногих», – вставил Эбиль.

Когда они отъехали, Верещагин обратился к Харьяло:

– Матти, тебе ничего не показалось странным? Харьяло немного подумал.

– Кое-что показалось. Все офицеры, которых мы видели, были японцами.

– Черт возьми, а ведь ты прав! – воскликнул Эбиль.

– Еще десять лет назад сорок процентов офицеров, принятых в академии, не были японцами, – Медленно продолжил Верещагин, – а офицеры, отбираемые для службы в колониях, не были японцами в подавляющем большинстве. Любой имеющий связи не захотел бы отстать от своих сокурсников.

– Любой имеющий связи не захотел бы назначения в такую даль, – с горечью согласился Харьяло. – Что-то изменилось. Думаешь, они набрали японский контингент исключительно для нас?

– Матти, меня бы куда больше встревожило, если бы мы были здесь ни при чем. Это означало бы фундаментальные перемены в имперской системе.

– Если так, Антон, то меня еще больше удивляет, что они не приняли твою просьбу об отставке, – заметил Эбиль.

– Принятие отставки Антона выглядело бы компромиссом, спасающим наше лицо, – промолвил Харьяло.

– Не понимаю, – буркнул Эбиль.

– Это могло бы означать, что им не нравится придуманное нами политическое решение и что они хотят от нас помощи в каких-то весьма неприятных мерах, – объяснил Харьяло. – А может, и нечто худшее..

Верещагин вынул из кармана диск, присланный Мидзогути, и вставил его в автомобильную стереосистему. При первом же звуке голоса Мидзогути лицо его окаменело. Качество записи было плохим, а шипение лишало колорита рассказ Мидзо о неудачной операции глаз и о семейных неприятностях.

Изолированный от Земли временным сдвигом и огромным расстоянием, Верещагин хотел услышать от Мидзо беспристрастную оценку происходивших там политических событий. За все эти годы многое изменилось, а официальным источникам Варяг давно научился не доверять. Но если на диске что-то и отсутствовало, так это политические новости.

Верещагин извлек диск и сунул его в карман Матти Харьяло.

– Мидзо наверняка вложил сюда нечто большее, чем обычные

банальности. Пусть над диском поработает Тимо Хярконнен – тогда мы, возможно, узнаем, что Мидзо не решился сообщить нам открыто.

Харьяло сжал губы. Остаток пути они проделали молча.

Как только офицеры штаба покинули комнату, полковник Суми тотчас же взорвался:

– Я протестую, вице-адмирал! Вы держали в кулаке этого пронырливого иностранца и позволили ему спокойно уйти!

– Искусство управления, Суми, заключается в умении ощипать гуся, не убивая его, а эффективного управления – в сохранении максимума перьев при минимуме шипения. Нам придется бороться с террористическими движениями. – Он сплел руки на груди. – Вам понадобились бы месяцы, чтобы повторить сделанное подполковником Верещагиным. На мой взгляд, здешняя ситуация требует «зимней кампании в Осаке». С вашего позволения, мы будем придерживаться этой стратегии.

Стиснув зубы, Суми холодно поклонился и вышел из комнаты.

В 1614 году между Иэясу Токугавой [3] и властью над Японией стояли тяжелые орудия, рвы и частоколы, окружавшие замок в Осаке на восемь и три четверти мили. Осаждая крепость зимой, Иэясу вел переговоры с ее защитниками, одновременно держа их за горло. Добившись соглашения о снятии наружных укреплений, он легко захватил замок летом, а слова «зимняя кампания в Осаке» стали поговоркой.

– Хорошо, что у нас здесь имеется враг, – заметил Хории, обращаясь к стенам. – В противном случае нам пришлось бы его выдумать.

3

Иэясу Токугава (1543–1616) – японский феодал, в 1603–1605 гг. сёгун Японии, основатель последней династии сегунов

Среда (309)

Старший сержант службы связи Тимо Хярконнен тихо ругался, кляня на чем свет стоит отставного лейтенанта Хироси Мидзогути.

Второй сын в семействе и, стало быть, не претендующий на долю в наследстве, Мидзогути служил лейтенантом во 2-й роте, покуда не ослеп после взрыва мины. Верещагин отправил его домой на транспортном корабле «Сокаку» с дюжиной других тяжелораненых и ста пятьюдесятью африканерами, высланными за участие в мятеже.

Если только Мидзогути не набили во время операции голову соломой, на диске должно быть нечто большее, чем нудный рассказ об операции и семейных проблемах.

Хярконнен посмотрел на своего помощника.

– Возможно, Мидзо записал этот диск по принуждению, – размышлял тот, – или кто-то подменил ленту.

– Поговорим о возможностях, когда проверим каждый звук, – ответил Хярконнен.

Когда семья Бейерс села ужинать, Ханна Брувер ехидно заметила, что от выражения лица ее мужа может даже молоко скиснуть.

– Мне пришлось полдня препираться с фермерами по поводу налогов, так что у меня есть причины хмуриться, Рауль, – добавила она. – А что не так у тебя?