Вихрь с окраин Империи

Фреза Роберт А.

– Корпорации не истекают кровью, в отличие от людей, – вздохнул Санмартин. – Используя аналогию Тихару, нам нужно сорвать перчатку и обрубить пальцы. Эти объединения больше любой армии, но решения там принимают только несколько человек. И если мы уничтожим их и определенное количество политиканов и министерских бюрократов, поддерживающих их могущество, они по-настоящему почувствуют боль.

– Я желаю Японии уцелеть, – просто сказал Ёсида, – и не верю, что это может произойти, если министерские чиновники и главы корпораций, контролирующие имперское правительство, не изменят образ мыслей.

– Если мы перебьем некоторых из них, они быстренько его изменят, – усмехнулся Харьяло. – Думаю, нам нужно предпринять молниеносный рейд на Токио.

– Да,

там сосредоточено большинство бюрократов и глав корпораций. Но Токио – огромный город, около ста километров в диаметре. Думаю, нам удастся взять под контроль только несколько важных точек, – с сомнением промолвил Хенке. – В городе находится всего несколько армейских батальонов, но к ним впридачу не менее ста тысяч кидотай – полицейских для борьбы с беспорядками – и, вероятно, тысяч десять полицейских из службы безопасности. И те и другие прошли боевую подготовку, а первые регулярно тренируются на случай землетрясения. Полагаю, что Национальная полиция в состоянии эвакуировать и оцепить центр Токио за два-три часа.

– А разве нам понадобится направлять людей в город? – впервые заговорил Янковски – младший из присутствующих офицеров. – Почему не ограничиться ударами из космоса?

– Хороший вопрос, но я не сомневаюсь, что город надежно защищен от атак из космоса, – хмыкнул Коломейцев.

Ёсида кивнул.

– На станции Ямато всегда дежурят несколько военных кораблей, и, хотя японцы демобилизовали противоракетные космические базы несколько десятилетий назад, Токио до сих пор окружен кольцом перехватчиков ракет. Они предназначены для уничтожения межконтинентальных баллистических ракет, но могут быть использованы и против орбитальных военных кораблей. Эти перехватчики будут держать нас на расстоянии, и нам придется уничтожить немало гражданского населения, пытаясь нанести удары по министерствам и зданию «ЮСС».

– Нам может и не понадобиться наносить по ним удары, – настаивал Янковски. – Если мы выведем из строя станцию Ямато, то сможем угрожать им уничтожить защитное кольцо или подвергнуть удару какой-нибудь другой город – менее защищенный, чем Токио.

– Детлеф, я твердо убежден, что они не поверят в нашу способность обстрелять Токио ядерными ракетами, если мы не продемонстрируем, что в состоянии это сделать. А я ни при каких обстоятельствах не подвергну город ядерному удару, – резко заявил Верещагин. – Я всегда говорил, что мы должны убивать только тех, кого не в состоянии переделать. Более того, война является ограниченным применением насилия для достижения политических целей, а я не верю, что у нас есть хоть один шанс из тысячи изменить политику имперского правительства, не уничтожив несколько персон, держащих в настоящее время это правительство в своих руках.

Он рассеянно постучал трубкой о колено.

– Военные корабли не имеют лица. Если мы просто обстреляем город, из сравнительно безопасного космического пространства, то окончательно скомпрометируем себя в глазах японцев. В конце концов, мы ведь хотим, чтобы японский народ понял наши намерения.

– Да, сэр, – согласился Янковски.

Последовала пауза, которую нарушил де Ветте:

– Все это выглядит просто невозможным, Антон. А если и не так, то атака на Токио, по-моему, только даст им лишний повод раздавить нас.

– Как правильно отметил Рауль, мы воюем не с японским народом и даже не с имперским правительством, а с определенными людьми, которые сделали эту войну неизбежной, – заметил Ёсида.

Де Ветте покачал головой.

– Очевидно, я все еще чего-то недопонимаю.

– Наша цель – убедить тех, кто вертит имперским правительством, не предпринимать новых попыток втоптать нас в грязь, не так ли? – осведомился Харьяло.

Де Ветте утвердительно кивнул.

– Но никакая победа, одержанная нами здесь, не изменит положения дел в Токио. Даже если мы победим, пройдут годы, прежде чем об этом узнают на Земле, и в лучшем

случае это приведет к отставке какого-нибудь незначительного лица вроде премьер-министра. Если мы будем просто сидеть и ждать прихода имперцев, то нам останется только принять наказание, которому нас подвергнут. Эсдраэлон – пример того, что случается, когда имперцам надоедает драться честно. Со временем их желание подвергнуть нас наказанию будет только увеличиваться пропорционально нашему желанию примириться с ним. Согласен?

– Согласен, – неохотно отозвался де Ветте.

– В любом случае, – продолжал Харьяло, – все, что бы мы ни предприняли, рискует окончиться неудачей. Но если мы отправимся на Землю и не сможем добиться своего, то по крайней мере сумеем достойно умереть, чтобы здешнее гражданское население имело возможность капитулировать на разумных условиях.

– Оперируя фактами истории твоего народа, Кристиан, – напомнил Верещагин, – можно предположить, что если бы кто-нибудь убил Роудса [29] и Чемберлена [30] в 1898 году, то Британия не начала бы войну с Трансваалем и Оранжевой республикой. Что ты можешь добавить, Рауль?

29

Роудс Сесил Джон (1853–1902) – британский администратор и финансист в Южной Африке.

30

Чемберлен Джозеф (1836–1914) – британский государственный деятель

Санмартин положил руки на стол.

– Мы победим, если убедим японский народ, что побеждать нас не в его интересах. Иногда японцы ведут себя, как косяк рыбы, – внезапно все вместе поворачиваются и плывут в обратном направлении. Если некоторые из них уже убеждены наполовину, то может быть, нам удастся повернуть назад всех остальных.

– Психологический эффект атаки на «ЮСС» и министерства в Токио должен значительно перевесить эффект военный, – кивнул Ёсида. – Я уверен, что нам необходимо убедить японский народ в искренности и чистоте наших побуждений и что, сделав это, мы помешаем тем, кто способен вынудить имперское правительство направить на Зейд-Африку третью оперативную группу.

Янковски лукаво посмотрел на него.

– Не уверен, что понял твои слова насчет нашей искренности.

– С точки зрения японцев, искренность людей измеряется их готовностью отстаивать свои принципы перед лицом всеобщего неодобрения и даже умереть за них.

– Сорок семь слуг, – вставил Коломейцев.

Ёсида снова кивнул.

– «Тусингуру» – «Сокровищница преданных слуг» – история сорока семи слуг Ако, превосходно иллюстрирует эту мысль. Когда молодой помещик Ако отказался платить продажному курьеру правительства сёгуна, то этот курьер, Цунаёси, навлек на него позор, и Ако попытался убить его. Ако приговорили к совершению сеппуку. Но его слуги тайно поклялись отомстить за него.

Санмартин подхватил нить повествования.

– Они выждали три года, чтобы отвести от себя подозрения, а потом сорок семь из них, подписавших клятву своей кровью, скормили псам курьера и его охранников, отдали себя в руки сёгуна и были казнены. Их гробница стала святыней японского народа. Правы были слуги или нет, японцы считают, что они действовали из искренних побуждений, и уже пять столетий пишут рассказы, песни и пьесы о сорока семи слугах Ако.

Ёсида кивнул в очередной раз.

– Если бы мы смогли представить наше нападение как месть «ЮСС» и его ставленникам, наша искренность, подтвержденная атакой на врагов в самом центре Токио, сделает почти невозможным для имперского правительства доказать необходимость экспедиции против нас. Возможно, это также поселит страх в сердцах министров, которые должны будут отдать распоряжение о такой экспедиции.