Вихри Мраморной арки
Шрифт:
— А если в склепе действительно что-то было? Что, если там вирус?
— Не было там никакого вируса. Это Римлянин всех отравил. Если бы это был вирус — почему бея не заразилась? Она ведь была с ними в усыпальнице.
— Скорее! — раздался чей-то голос. Я чуть не решил, что это Эвелина, но оказалось — бея. Она вбежала в комнату, разбрызгивая воду из бутылки.
— Что случилось? — спросил Лако. — Корабль прилетел?
— Скорее! — Она дернула его за руку и потащила по заставленному ящиками коридору.
— Скорее, — эхом выдохнула Эвелина.
Я поднялся и подошел к койке. Ее лица было почти не разглядеть, что немного облегчало дело. Я разжал кулаки.
— Эвелина, это я —
— Джек, — с трудом произнесла она в микрофон, прикрепленный к пластиковой сетке у ее шеи, и захрипела. Морфий помог бы, но сразу после дилаудида Эвелина бы вырубилась окончательно.
— Я доставил твое послание Римлянину. — Я склонился ближе, стараясь уловить ответ. — Что в нем было?
— Джек, — ответила она. — Какой сегодня день?
Я призадумался. Такое ощущение, что мы болтаемся здесь уже несколько лет.
— Среда.
— Завтра… — Эвелина закрыла глаза и расслабилась, почти заснула.
Бесполезно, от нее ничего не добиться! Я надел медицинские перчатки и достал шприц с ампулой. Морфий вырубит ее через несколько минут — но она будет свободна от боли и, возможно, останется в сознании.
Рука Эвелины свесилась с койки. Я передвинул лампу ближе и попытался найти место для укола. Кожу покрывала ячеистая сетка белых зарубцевавшихся валиков, которые местами достигали двух сантиметров в высоту. С момента нашей первой встречи рубцы стали толще и мягче, хотя поначалу были тонкими и острыми как бритва.
Вену между ними найти было нереально, но тепло лампы размягчило участок кожи на запястье и растопило пятиугольный рубец, — туда я и сделал укол. Пришлось ткнуть два раза, прежде чем вокруг иглы медленно собралась кровь. Алые капли упали на пол. Вытереть кровь было нечем — утром Лако использовал последний кусок ваты. Я вырвал листок из блокнота и промокнул им пол.
Бея скользнула мне под локоть, подставила кусок пластиковой сетки. Я свернул запачканный листок и бросил его в центр сетки. Бея аккуратно подняла сетку за края, стараясь не касаться крови.
— Джек, — подала голос Эвелина. — Ее убили.
— Убили? — Я подправил настройки транслятора, но ответа не услышал. — Кого убили, Эвелина?
— Принцессу. Из-за сокровища.
Морфий действовал — слова легко было разобрать, хотя они и не имели смысла. Никто не убивал принцессу — она мертва уже десять тысяч лет. Я склонился над Эвелиной.
— Что было В послании, которое ты передала Римлянину?
Включился свет. Эвелина прикрыла лицо рукой.
— Убила бею Римлянина. Пришлось. Ради сокровища. Бея все еще аккуратно сворачивала сетку маленькими грязными ручками.
— Бею никто не убивал. Вот она, здесь.
Эвелина не услышала. Доза обезболивающего подействовала — рука Эвелины, расслабившись, соскользнула на грудь. На мягкой, словно воск, коже лба остались четкие вмятины — там, где коснулась кисть. Ячеистые выступы на подушечках пальцев расплющились и вдавились внутрь так, что виднелись кончики костей.
Эвелина открыла глаза.
— Джек… — В ее голосе сквозила такая безнадежность, что я потянулся и выключил транслятор. — Слишком поздно.
Лако протиснулся мимо меня и приподнял сетку, что занавешивала койку.
— Что она сказала?
— Ничего. — Я снял перчатки и швырнул их в ящик, куда мы складывали все, к чему прикасалась Эвелина. Бея вертела в руках пластиковую сетку, в которой лежал окровавленный листок. Я отнял ее и бросил вслед за перчатками. — Она не в себе. Я вколол ей дозу. Корабль прибыл?
— Нет. Зато появился Римлянин.
— Проклятие, — сказала Эвелина. Но я ей не поверил.
К моменту перехвата послания от Лако я передал в эфир восемь колонок с репортажами о проклятии.
Ничего серьезного из этого выудить было нельзя — ни убийств, ни снежных обвалов, ни загадочных пожаров не случалось — но из каждой растянутой лодыжки и укуса хранита я умудрялся выжать как минимум четыре колонки.
После первой, которая называлась «Новая жертва проклятия королей», Говард послал мне с Хребта записку наземной почтой: «Эй, Джеки, где сокровище, там и проклятие!», на что я откликнулся: «Чего ради я торчу здесь, если сокровище на твоей территории? Как найдешь, так сразу и примчусь». Ответа я не получил, а лисийская экспедиция не нашла больше ни одной косточки. Пришлось выкручиваться. Шесть малюсеньких камушков, скатившихся со склона вулкана, в моей интерпретации превратились в «Проклятие королей: загадочный обвал едва не накрыл археологическую экспедицию». Я только скормил это сообщение передатчику, как раздалось шипение — заработала консульская связь. Репортеры не имеют права перехватывать консульские коммуникации. Лако, консул в Хребте, всячески пытался обезопасить свои каналы связи, но у меня хватило и времени, и терпения. Я перепробовал все частоты, нашел-таки нужную и пробился сквозь консульскую систему защиты.
В послании содержалось требование немедленно прислать корабль. Пассажирский должен был прибыть через месяц, но Лако, очевидно, ждать не мог. Похоже, что-то нашли.
Наземной почтой я отослал Говарду копию своей колонки с вопросом «Нашли что-нибудь?», но ответа не получил.
После этого я расспросил членов экспедиции, кому что нужно на базе — мол, у меня полетел амортизатор, надо съездить и заменить. Мне вручили список, я погрузил оборудование в джип и направился на Хребет.
Всю дорогу я передавал репортажи — пересылая их наземной связью на радиорелейную станцию, которая осталась в лагере лисийцев: пусть Брэдстрит думает, что я все еще там. Конечно, для этого приходилось каждый раз останавливать джип и заново монтировать передатчик, но я совсем не хотел, чтобы Брэдстрит заявился на Хребет — пускай себе сидит на севере в надежде на очередную резню. На «ласточке» ему до Хребта всего полтора дня лету.
Я отослал в эфир статью «Орудие проклятия: храниты угрожают жизни археологов». Клещевидные храниты сосут кровь у придурков, которые по всяким ямам да раскопам шарят. Лисийская экспедиция именно этим и занимается: руки археологов покрыты участками омертвелой кожи — там, где яд поступил в кровь. Противоядия от укусов хранитов нет, кровь сохраняет токсичность как минимум неделю — вот кто-то и додумался повесить на бараках зловещий значок с черепом и скрещенными костями: «Грызня запрещена!» Об этом я, конечно же, в статье рассказывать не стал — представил хранитов зловещими орудиями проклятия, которые яростно атакуют всякого нарушителя покоя древних колхидских королей.