Вихри Мраморной арки
Шрифт:
Пятнышки были даже больше, чем мне показалось вначале, почти такие же, как…
— Сомбра! — радостно крикнула я. — Не будет никакой эпидемии, и я не заболею. Это предзнаменование! У нас обязательно будут цветы к выпускному!
— Откуда ты знаешь? — крикнула она.
— Я думала, с деревом что-то не так, а оно зацвело!
— Зацвело? — Сомбра радостно улыбнулась, легко перепрыгнула через низенькую ограду и уставилась горящим взглядом на крошечные тугие бутончики.
— Ой, они только начали распускаться!
Над нашими головами пролетела малиновка и бесстрашно уселась на верхушку дерева. Усеянные бутонами ветки закачались и склонились.
— Розовые цветы — как мои ленты, а перышки малиновки — как твои! А значит… — Сомбра счастливо улыбнулась и обняла меня за талию. Сквозь тонкую ткань блузки я почувствовала жар ее руки.
— Значит, завтра у нас будет выпускной, и все пройдет великолепно!
— О, Хейз! Скорее бы уже завтра! — Сомбра крепко обняла меня. — Утром принесешь мне платье? Нарядимся вместе. Все будет просто замечательно! — Она свернула на тропинку к своей ферме и крикнула мне вслед: — Сегодня столько хороших предзнаменований!
Френси делала уроки на кухне, держа во рту бумажную полоску — тест Шульца-Чарльтона.
— Папа в оранжерее. Вместе с мамой, — объявила она, вытащив тест изо рта.
Бумажка осталось ярко-красной: значит, Френси здорова. При взаимодействии с активным стрептококком бумажная полоска обычно белеет, как лицо человека от страха.
— Не боишься? — спросила сестра.
— Чего?
— Мама говорит, еще два случая — и объявят эпидемию. Выпускной ваш отменят!
— Не отменят, и никакой эпидемии не будет.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю. — Я подумала о персиковом деревце и о том, что скажет папа, увидев его в цвету. Наверное, тоже решит, что это хороший знак. Я улыбнулась Френси и пошла его искать.
Отец стоял в дверном проеме оранжереи. Около чанов с питательным раствором мама схватилась за опорную стойку. Сквозь толстый пластик оранжереи казалась, что она тонет, да и вообще — будто вся конструкция вот-вот рухнет.
— Это то, чего они хотят, — сказал папа. — Мы от них зависим, так что придется делать все, что им нужно.
— Мне наплевать, — ответила мама.
— Ты же понимаешь, мы потеряем шанс продать пшеницу…
— Мистер Фелпс умер сегодня утром. И на севере зафиксировано семнадцать случаев заболевания.
— Завтра прилетит «Магассар». Нельзя…
— Нет, — сказала мама, не сводя с него глаз. — Ты мне должен.
Папина рука, упиравшаяся в притолоку, напряглась, на ней взбухли вены.
— Персиковое дерево зацвело! — выпалила я. Родители посмотрели на меня: папа — растерянно и хмуро, а мама — так, словно одержала победу.
— Правда, это хороший знак, — сказала я в наступившей тишине. — Предзнаменование! Значит, «Магассар» обязательно прилетит… И все
— Это новый штамм. — Мама отпустила опорную стойку и принялась рыхлить почву вокруг своих гераней. — Районная медсестра говорит, что у него очень короткий инкубационный период.
— Откуда она знает? Такое нельзя утверждать наверняка, — убежденно заявила я.
Мама подняла голову, но взглянула не на меня, а на папу.
— Мистер Фелпс подхватил стрептококк вчера утром. Никто не ожидал, что он заболеет и так быстро умрет. Кого еще постигнет та же участь?
Внезапно затрещал телефон экстренной связи, прикрепленный к пластиковой стене оранжереи — резкий, короткий сигнал вызова медсестры. Звонили из нашего района. Мама взглянула на меня.
— Что я вам говорила? — сказала она. Папа подошел к ней.
— Пересади свои герани в питательный раствор. Мне нужна земля под посев. — Он повернулся и вышел.
Я помогла маме пересадить герани в чаны с раствором. Взволновавший меня звонок больше не повторялся.
После ужина мы посидели на кухне, а как отправились спать, папа взял телефон с собой, как ленту намотав его провода себе на руку. Впрочем, звонков больше не было. Да, предзнаменований хоть отбавляй!
Утром розоватая дымка исчезла, небо стало ясным, а воздух холодным и прозрачным, значит, ночью подморозило. Перед завтраком мы с папой отправились посмотреть, как цветет персик. Папа дотронулся до ветки, и бутоны, словно клочки бумаги, посыпались к его ногам.
— Вымерзли, — сказал он.
— Не все, — ответила я.
Горсточка цветочных почек, туго скрученных в узелки, все еще крепко держались на ветвях.
— Не все бутоны вымерзли, — повторила я. — Похоже, сегодня будет тепло. В день окончания школы должно быть тепло.
У забора Сомбры взмахнула крыльями малиновка — наше доброе предзнаменование.
— Конечно! — внезапно воскликнул папа. Я удивленно взглянула на него, и он тихо продолжил: — Мороз уничтожил не все бутоны. Некоторые выжили!
Папа взял меня за руку и повел домой. Он держался между мною и деревом, словно побитые морозом почки были моими обманутыми надеждами, и мне невыносимо на них смотреть.
Я остановилась у оранжереи, с трудом сдерживая восторженную дрожь.
— Нужно Сомбре платье отнести, мы же к выпускному должны принарядиться.
Отец не отпускал меня, но его пальцы внезапно ослабли. Я погладила папину холодную руку, метнулась в дом, и, держа наряд Сомбры над головой, промчалась вниз по ступенькам крыльца. Розовые ленты развевались на ветру. Папа так и остался стоять у входа, словно только что увидел замерзшие цветы и не мог скрыть своей печали.