Викинги. Между Скандинавией и Русью
Шрифт:
Рис. 10. Деталь носовой части корабля из погребения в Осеберге (Норвегия), вторая половина IX в.
В северо-германском эпосе сжигают на кладе или погребают в ладьях самых выдающихся правителей и героев – ладьи ждали после смерти потомка Одина Скъельда (Скильда) и Синфьетли, сына Сигмунда, на берегу моря захоронили тела великих героев Беовульфа и Аякса Старшего.
Значимым по престижности и элитарности был обряд погребения в деревянной камере, появившийся в Древней Руси около середины Х в. (за исключением Старой Ладоги, где камерные погребения относятся к концу IX в.) [118] . Камерные захоронения (в яме больших размеров, с использованием деревянной конструкции-камеры) расположены преимущественно на раннегородских могильниках или некрополях, связанных с крупными торгово-ремесленными и административно-контрольными центрами – Старой Ладогой, Тимеревом, Псковом, Гнездовом, Киевом, Черниговом, Шестовицами. Камерные погребения центров Древнерусского государства X в. скорее всего связаны с североевропейской традицией захоронений нового социального слоя королевских дружинников. В Северную Европу этот обряд был, видимо, привнесен с континентальной Европы, из Каролингской империи [119] . Камерные погребения характерны для культуры Великой Моравии, где они также появляются под влиянием соседней империи Каролингов. Этот обряд дольше всего сохранялся в Древней Руси, вплоть до XI в. Именно камерные погребения являются одним из важных
118
Михайлов К.А. Древнерусские элитарные погребения Х – начала XI вв. (по материалам захоронений в погребальных камерах). Авт. дис… канд. ист. наук. СПб., 2005. С. 18–22.
119
Eisenschmidt S. Kammergraber der Wikingerzeit in Altd"anemark. Universit"atsforschungen pr"ahistorischen zur Arch"aologie. Bonn, 1994.
120
Поздние камерные погребения на Руси не без основания связывают с распространением христианства (Мусин А.Е. Milites Christi Древней Руси. Воинская культура русского Средневековья в контексте религиозного менталитета. СПб., 2005. С. 138–151).
Развитие погребальной дружинной традиции условно можно разделить на два этапа. 1-й – конец IX – вторая половина Х в. (период становления и институциализации древнерусской дружины) характеризуется большой вариативностью форм обряда (включая существование «богатых» и «рядовых» дружинных погребений), значительным разнообразием в наборе предметов вооружения; 2-й – примерно с конца Х в. (период унификации дружинной погребальной культуры) все эти признаки нивелируются, погребальный инвентарь в большинстве случаев исчезает из погребений (что связано в том числе с влиянием христианства), набор предметов вооружения становится достаточно однотипным (что связано, вероятно, с изменением статуса самой дружины и ее внутренней стратификации). В течение XI в. облик «дружинной культуры» Древней Руси значительно изменяется. С конца Х – начала XI в. о Древней Руси уже можно говорить как о государственном институте. В период Владимира Святославича – Ярослава Владимировича происходит окончательное оформление государственной территории, что отчасти привело к изменению прежних механизмов управления. Дружинная организация, бывшая в Х в. практически единственной опорой великокняжеской власти, теряет часть своих функций; развивается городская структура, подчиненная власти Киева; появляется фиксированное право. Можно предположить, что в этот период происходит определенная унификация «дружинной культуры» и нивелировка наиболее ярких ее признаков. Этот процесс был вполне закономерен: во многих европейских средневековых обществах яркая и эклектичная дружинная культура периода формирования этого социального института постепенно унифицировалась с оформлением нового феодального общества [121] . Христианизация, затронувшая в первую очередь социальные верхи древнерусского общества, значительно способствовала этой нивелировке. Кроме того, произошел постепенный переход от тактики и сопутствующей воинской экипировки (и, шире, субкультуры) «морской пехоты» «руси» и варягов (удачно названных в византийских источниках «росами-дромитами» [122] ) к всаднической, многое позаимствовавшей из мира Степи культуре русской дружины второй половины XI в.
121
См.: Лебедев Г.С. Этюд о мечах викингов // Клейн Л.С. Археологическая типология. Л., 1991. С. 299; Кулаков В.И. История Пруссии до 1238 г. М., 2003. С. 211; Anne Pedersen. Similar Finds – Different Meanings? // Burial amp; Society. The Chronological and Social Analysis of Archaeological Burial Data. Aarhus, 1997. Р. 180–182.
122
Продолжатель Феофана. Жизнеописание византийских царей / Перевод, статьи, комментарии Я.Н. Любарского. СПб., 1992. С. 175. (Кн. VI. 39). «Дромитами» (от греч. «бег») россов называли за способность быстро передвигаться пешком, видимо, за долгие пешие переходы и бег в строю. Этот эпитет также фонетически перекликался с греческим обозначением кораблей.
Возвращаясь к проблематике ранних дружинных древностей начального периода русской истории, нужно указать несколько принципиальных моментов, практически не учтенных в историографии, но важных с точки зрения интерпретации феномена дружины в Древней Руси.
Во второй половине IX – середине Х в. Киев еще не был единственным политическим центром Древней Руси. Киев и Новгород были столицами рода Рюриковичей, контролировавших самый значительный торговый путь «из варяг в греки». Альтернативными центрами власти являлись Чернигов, Смоленск (Гнездово), Полоцк, Туров; независимость от Киева сохраняли вождества славянских племен (восточных северян, вятичей, радимичей, стремились к автономии древляне). В «Повести временных лет» упоминаются также самостоятельные скандинавские династы, независимые от Рюриковичей, – Тур в Турове и Рогволд в Полоцке. Можно также реконструировать имя независимого князя Чернигова Черна [123] и предположить имя легендарного славянского основателя Галича, чье имя было ономатопоэтически связано с названием птицы «галица» [124] .
123
Новик Т.Г., Шевченко Ю.Ю. Княжеская династия Чернигова и киевские Рюриковичи // Деснинские древности. Брянск, 1995; Шевченко Ю.Ю. Княжна-амазонка в парном погребении Черной могилы // Женщина и вещественный мир культуры у народов России и Европы. СПб., 1999 (Сб. МАЭ. Т. LVII). Имя последнего князя Чернигова, похороненного в Черной Могиле, возможно, сохранилось в названии кургана, зафиксированном в Ипатьевской летописи – «Чернъ». См.: Щавелев А.С. Особенности княжеских погребений языческой Руси (летописные известия и археологические данные) // Святилища: археология ритуала и вопросы семантики. Материалы тематической научной конференции. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2000. С. 106–110; Щавелев А.С., Щавелев С.П. Черная Могила // Вопросы истории. 2001. № 2. С. 134–141; Щавелев А.С. Имя Черниговского князя X века в фольклоре и истории // Уваровские Чтения IV. «Богатырский мир: эпос, миф, история». Муром, 14–16 апреля 1999 г. Муром: Муромский историко-художественный музей. Муромский институт Владимирского государственного университета, 2003. С. 41–42. См. статью А.С. Щавелева настоящего издания.
124
Галицко-Волынская летопись. Текст. Комментарий. Исследование / Сост. Котляр Н.Ф., Франчук В.Ю., Плахонин А.Г. СПб., 2005. С. 80, 194. В летописи есть упоминание о «Галичине могиле», с которой была как-то связана легенда «о начале Галича, откуду ся почал».
На обширных территориях Восточной Европы могли действовать и самостоятельные воинские коллективы, иногда довольно многочисленные. Через Восточную Европу проходили крупнейшие торговые пути, связывавшие арабский Восток и Северную Европу. Именно торговля и захват военной добычи интересовали на территории Древней Руси предводителей «вольных дружин» [125] , значительную часть которых составляли скандинавы.
Таким образом, в Х в., помимо дружин князей Киева, на территории Древней Руси действовали и независимые дружины, следы которых должны
125
На возможность существования независимых, «вольных» дружин указал один из соавторов этого текста А.С. Щавелев, параллельно к близким выводам о существовании дружин, альтернативных княжеским, пришел А.В. Хлевов. Позже эта идея была воспринята Е.А. Шинаковым.
126
Леонтьев А.Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М., 1996. С. 99–103.
Уникальным памятником, на котором археологически зафиксировано присутствие дружины в IX в., является городище Супруты, расположенное на одном из притоков Оки – р. Упе. Супруты находились на одном из важных участков Донского торгового пути, соединявшего Каспий с районами Подесенья и Верхнего Поднепровья. Около начала – первой половины IX в. на Супрутах был организован дружинный отряд, причем произошло это, вероятно, при участии или по инициативе Хазарского каганата. Хазария контролировала значительную часть восточной торговли, выступая посредником между арабскими странами и Европой; Донской путь и значительная часть Волжского торгового пути находились под контролем каганата. При этих условиях вполне объяснима заинтересованность хазар в опорных пунктах на ключевых участках водных путей (учитывая, что под хазарским влиянием находилась значительная часть восточно-славянских земель Левобережья Днепра). На Супрутах в большом количестве встречены предметы салтовского, скандинавского и финно-угорского происхождения, что свидетельствует о межэтнических и торговых контактах. О присутствии здесь дружины (возможно, конной) говорит необычайно большое количество находок деталей конской сбруи (как салтовского, так и скандинавского характера), предметов вооружения, фрагментов поясных наборов [127] .
127
Григорьев А.В. Славянское население водораздела Оки и Дона. Тула, 2005. С. 159.
Земледелие не играло на Супрутах важной роли – здесь был центр ремесленного производства большого региона, производились (или перепродавались) орудия труда, было активно развито ювелирное дело. Супрутская дружина обеспечивала деятельность торгового пути, собирала пошлины с торговых караванов и, возможно, выступала посредником при сборе дани с местного населения в пользу Хазарского каганата.
Супрутский контрольный центр гибнет в результате разрушительного штурма около 910-х гг., после чего Донской путь угасает и основное движение серебра осуществляется только через Волгу. Вероятно, инициаторами похода на Супруты были дружины русов, контролировавшие Волжский торговый путь в Верхнем Поволжье (Тимерево, Михайловское, Петровское) [128] . Именно они были заинтересованы в главенстве Волжского пути.
128
Григорьев А.В. Славянское население водораздела Оки и Дона. Тула, 2005. С. 163–164.
В качестве гипотезы можно предположить, что этот рейд для уничтожения инфраструктуры Донского пути был предпринят из Ярославского Поволжья как реакция на агрессивные действия каганата в отношении «верхневолжской руси». Как известно из арабских источников (ал-Масуди, Ибн Исфендийар), около 909–912 гг. русы предприняли масштабный набег на Каспий, куда были по договоренности пропущены через территорию Хазарии. На обратном пути их дружины были перебиты мусульманской гвардией каганата. Отсутствие упоминаний об этом походе в «Повести временных лет» (которая освещала в первую очередь действия князей Киева) и относящееся к этому же времени уничтожение Супрут и Донского пути (который также снабжал каганат зерном с территорий северян) позволяют предположить, что поход на Каспий, а затем на Супруты был осуществлен дружинами, обосновавшимися в Верхнем Поволжье. Эти памятники (Тимерево, Михайловское, Петровское), являясь одним из ярчайших очагов «дружинной культуры» Древней Руси Х – начала XI в., по всей видимости, на протяжении Х в. не зависели от набирающего силу великокняжеского Киева. В этот период они даже находятся за пределами внимания летописи. Ряд курганов наиболее полно изученного Тимеревского могильника имеет отчетливые связи с Аландскими островами. В 17 погребениях Тимерева встречены кольцевые или полукруглые каменные кладки, характерные для погребений на Аландах (могильник Кварнбакен); также в курганах Ярославского Поволжья встречены культовые слепленные из глины кольца и «бобровые лапы», которые также встречаются на Аландских островах. Тимерево, Михайловское и Петровское находились на одном из важных участков торгового пути, ведущего через Волгу на Балтику и проходящего через богатые пушниной районы Юго-Восточного Приладожья, где следы пребывания скандинавов (торговцев и воинов) известны с последней четверти IX в. Волжский путь сформировался гораздо раньше Днепровского и долгое время был ведущей магистралью движения арабского серебра. По нему проходили многочисленные торгово-военные отряды, один из которых, по всей видимости, описал Ибн-Фадлан в своих записках в 920-х гг.
Деятельность «полунезависимой дружины» в первой половине – середине Х в. могла быть связана также с крупнейшим торгово-ремесленным поселением Восточной Европы – Гнездовом. Предметы вооружения здесь встречены в 115 погребениях из примерно тысячи раскопанных курганов. Около 30 курганов содержат захоронения в камерах. По подсчетам, основанным на количестве женских скандинавских украшений в погребениях, скандинавы составляли не менее четверти населения Гнездова [129] . Около середины Х в. Киев уже начинает заявлять о себе как о политическом центре, однако характер контактов Гнездова со Средним Поднепровьем в этот период не совсем ясен. Можно предположить, что до середины Х в. Гнездово было относительно независимым от великокняжеской власти Киева и подчиняется власти Рюриковичей только около 950-960-х гг. [130]
129
Жарнов Ю.Э. Женские скандинавские погребения в Гнездове // Смоленск и Гнездово. М., 1991.
130
Нефедов В.С. Гнездовский археологический комплекс и Путь из варяг в греки // Гнездово: история и современность. Материалы межвузовской научно-практической конференции. Смоленск, 1998. С. 38–39; Мурашева В.В., Ениосова Н.В., Фетисов А.А. Кузнечно-ювелирная мастерская пойменной части Гнездовского поселения // Гнездово. Результаты комплексных исследований памятника. М., 2007. C. 70.
Однако наиболее яркие памятники «дружинной культуры» соотносятся с центрами «руси» Среднего Поднепровья. В начале Х в. (или на рубеже IX-Х вв.) здесь появляется целый ряд памятников, с которыми связано большое количество воинских погребений. Помимо раннегородских центров Киева и Чернигова, это могильники и поселения, расположенные в основном в междуречье Днепра и Десны (Шестовицы, Гущин, Седнев, Пересаж, Табаевка, Клонов, Звеничев). По материалам этих памятников прослеживается формирование и этапы развития эклектичной «дружинной культуры».
В политическом отношении Среднее Поднепровье и междуречье Десны и Днепра явились тем ядром, которое стало основой дальнейшей экспансии «руси» на протяжении Х-XI вв. В рамках этой первоначальной территории сформировался и великокняжеский домен, получивший название «Русская Земля» [131] . Погребальные памятники дружины маркировали центры и границы этого домена и позволяют проследить этапы становления Киева как политического центра Древней Руси, победившего в конкуренции с альтернативными династиями и вооруженными группами.
131
Насонов А.Н. «Русская Земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951.